В первой машине было прострелено и разбито ветровое стекло, ранен в ногу шофер, продырявлены оба правых ската.
Во второй простреленным оказался один только задний скат, тоже правый.
Немцы и полицаи растерялись, не слыша команды, так и сидели, оцепенев, в машинах, будто ожидали новой очереди из-за облупленной стены коровника.
Только Веселый Гуго автоматически отозвался на это новое происшествие очередью зажигательных пуль по крыше коровника.
А Форст, оглядевшись кругом выкатившимися от ярости глазами (неожиданные выстрелы почти никогда его не пугали), грохнул такой отборной, такой изысканной русской матерщиной, что даже самый большой знаток дореволюционных босяцких трущоб мог бы ему позавидовать. И лишь после этого немцы и полицаи опомнились и запрыгали из машин через все борта. Посыпались на землю, как переспелые груши на ветру.
...Через каких-нибудь сорок минут Форст с забинтованной рукой уже стоял перед выломанными дверями амбулатории, на том самом месте, где зарывал Пронин типографию "Молнии", и, закусив нижнюю губу, глядел на часы.
Хмуро светился пасмурный и короткий осенний день, один из последних дней ноября. Над Курьими Лапками, сливаясь с низкими тучами, стлались клубы белого дыма.
Горела во всю свою длину сухая крыша совхозного коровника.
С начала операции прошло уже полтора часа. Вся территория совхозных построек была полностью прочесана и обыскана. Но не только "Молнии" с ее типографией - куда там! - даже того, кто стрелял из-за угла, найти не удалось. В амбулатории тоже никого не оказалось. Военный врач Пронин исчез бесследно. И Сенька Горецкий тоже (взамен Форст решил задержать его мать, Марию Горецкую). Столько времени потрачено, так много излишнего шума и перестрелки, а арестован только один, да и то сомнительный участник "Молнии" - Петр Нечиталюк. И к тому же прострелены скаты, ранен сам Форст и его шофер.
Теперь, когда взбудоражен, наверное, весь район, когда крайне необходимо задержать "ребятишек", у которых, весьма возможно, находится типография, он вынужден торчать здесь, тратить время на замену скатов. Драгоценное время, которого у Форста не хватает даже для того, чтобы провести обыск в каждой совхозной квартире.
Успеть бы до ночи накрыть тех, кто остался. Разбить отряд на две группы. Одну бросить на станцию за Очеретной, другую пустить на розыски Зализного. И окружить село, перекрыть все тропки, чтобы за ночь и птица из Скального не вылетела. И немедленно по телефону вызвать к утру собак-ищеек!..
34
Опасность надвинулась внезапно. Как все сложится дальше, этого пока никто не знал. А когда не знаешь, откуда надвигается опасность, что она несет с собой, - спеши всюду успеть первым. Только бы опередить врага - и победа останется за тобой. Так всегда поступали самые ловкие и самые предусмотрительные герои прочитанных Сенькой романов. Так думал и так хотел действовать и Сенька.
Когда Сенька сказал Максиму: "Я мигом!" - эти слова прозвучали для него самого совсем по-новому. Раньше, если мать посылала его за водой, за топливом, вообще за чем-нибудь по хозяйству, он тоже отвечал: "Я мигом!" и сразу же за очередным приключенческим романом забывал обо всем.
Теперь Сенька действительно торопился, вкладывал в это всю свою энергию. Он должен, несмотря ни на что, прийти как можно скорее и вовремя предупредить товарищей об опасности.
Зажав в руке узелок с солью, Сенька мчался огородами, перепрыгивая через плетни и канавы, цепляясь ногами за пересохший бурьян и тыквенные плети, спотыкаясь о мерзлые комья.
С огородов, внимательно кругом оглядевшись, перебежал глухою улицей на кладбище и, скрывшись за земляным валом, подался в гору.
Втягивая холодный воздух, шмыгая носом, он бежал, отирая пот с разгоряченного лба.
В конце кладбища Сенька остановился, передохнул и, сняв с головы шапку, осторожно выглянул из-за насыпи.
Сразу же за рвом вверх к базарной площади тянулся потемневший на морозе озимый клин. За ним виднелись серые точечки ларьков и дальше под клубящимися пепельными облаками рядок застывших в безветрии тополей над Волосским шляхом Слева за базаром были видны почерневшие крыши Курьих Лапок. Добраться до них можно либо прямо - через озимь и базарную площадь, либо, сделав крюк, снова кладбищем до Терновой балки, а потом по балке в гору.
Минута, пока Сенька соображал, куда ему лучше податься, стала решающей, потому что в тот самый миг, когда он уже твердо решил - лишь бы скорей! рискнуть и броситься прямиком, с базара во все стороны стали разбегаться люди. Их было немного, и они быстро исчезли из виду. Но вслед за ними на площадь с Волосского шляха вырвались два грузовика. Они круто развернулись на площади - даже сюда, на кладбище, донесся вой моторов - и помчались прямо на Курьи Лапки.
Обе машины были набиты вооруженными людьми.
Взмокшему от пота, обмякшему от усталости Сеньке стало так досадно и горько, что просто захотелось плакать.
"Неужто к Петру? А может... может, это просто случайно?" - со слабой надеждой подумал Сенька. И с отчаяния, - кажется, в первый раз в своей жизни, - громко и горько по-мужски выругался.
Выругался и снова бросился через кладбище налево, к балке. Мчался, не разбирая дороги, вслепую перескакивая с могилы на могилу, цеплялся полами за почерневшие кресты. Где-то напоролся на колючки, расцарапал щеку и разорвал платок. Сквозь дырочки посыпалась крупинками соль, но этого он уже не замечал.
Только когда перескочил поле и побежал, прикрытый высоким бурьяном и кустами, в гору, заметил, что держит в руках пустую косынку. Машинально вытер ею пот со лба и спрятал в карман.
"Может, а может, еще..."
В смертельном отчаянии, как дикая птица в силках, билась одна только эта мысль.
Но навстречу ему от Курьих Лапок эхо уже донесло отрывистую дробь автоматных выстрелов.
"Поздно! Выходит, не случайно... И с Леней не случайно... Но как, откуда?"
Однако размышлять сейчас было некогда.
Не теряя времени, Сенька выскочил из балки и, невидимый из Курьих Лапок, уже из последних сил помчался через Горб, в совхоз, прямо на совхозные конюшни и коровники, белевшие впереди облезлыми, сухими стропилами.
"Хоть сюда не опоздать... Лопнуть, а предупредить Пронина и выхватить у них из-под носа "гвозди"..."
Страх, холодный, непреоборимый, такой, какого он прежде никогда не испытывал (даже читая самые кошмарные эпизоды в приключенческих романах), с каждой минутой все сильнее терзал Сеньку. Не за себя и не за свою жизнь. Об этом он вообще не думал. Сенька смертельно боялся, что снова опоздает, что не сумеет предупредить Пронина и захватить "гвозди"! И тогда - куда ж, на что он годится и как в глаза товарищам посмотрит?..
Только когда они с Прониным вытащили из песка сумку от противогаза, когда отошли от амбулатории и остановились за стеной разрушенной кузницы, где уже никто не мог захватить их врасплох, только тогда эют холодный страх отпустил Сеньку.
В Курьих Лапках все утихло. Лишь мутно-белые клубы дыма тянулись волнами через холм, вниз, к балке.
Володя Пронин стоял с непокрытой головой, держа в руке измятую воинскую фуражку. Прядь белокурых волнистых волос спадала ему на белый высокий лоб. Небольшой, сухощавый, с запавшими щеками, Володя сейчас еще больше походил на мальчишку, и ни короткая кавалерийская куртка, ни заправленные в хромовые, офицерские сапоги галифе не мешали этому сходству.
Говорил Володя тихо, неторопливо. И на вид был совсем спокойный, как будто даже равнодушный ко всему, что творилось вокруг. Только глаза, глубокие и лучистые, глядели на Сеньку сочувственно и откровенно грустно.
Оба они понимали, что дела оборачиваются гораздо серьезнее, чем это казалось на первых порах.
- Похоже, что этот арест не случайный, - тихо говорил Володя. - И Петра, наверно, тоже накрыли. А то бы он уже прибежал, предупредил. Похоже, они напали на какой-то след. А может, организовали массовую, как они говорят, "акцию" и хватают подряд всех подозрительных, прямо по списку. Ты так и передай Максиму.