Короче, через год из комнаты отца доносился дикий гогот — Адольф за папиным столом читал на идиш Шолом-Алейхема.
Хотя в театре он собирался ставить его по-русски. Да, дорогой, в такой стране мы с вами жили…
Пьесу о Тевье он никому не заказывал — никто из драматургов не слышал папиного смеха — он написал ее сам и сразу же решил прочитать труппе.
— Опять о бригаде коммунистического труда, отказавшейся от незаслуженной премии? — пробурчал Курдюмов. — Больше бригадиров играть не буду! Не мое это дело! Не забывайте — я из благородного рода!
— Причем тут премия? — удивился Кнут.
— И о сталеварах не заикайтесь! — проревел Бугаев.
И он был прав. За год до этого Кнуту навязали пьесу о знатных сталеварах, и чтобы зрители не уснули, он вытащил на сцену настоящую доменную печь. Никто в зале не следил за действием, все завороженно смотрели на пламя, пока оно однажды не вырвалось из печи. Обгоревший Бугаев с диким воплем спрыгнул в оркестровую яму, зрители, налезая друг на друга, бросились к выходу, спектакль прекратили, бледный Адольф вызвал пожарную команду.
Больше зритель на спектакль не шел, включая воинов ленинградского гарнизона, которым совали билеты бесплатно, его сняли, вернули доменную печь заводу и чуть не выгнали Кнута из театра.
Короче, труппа бушевала минут двадцать — актеры отказывались играть машинистов тепловоза, механизаторов, честных завмагов, актрисы — доярок, тружениц полей, матерей-одиночек.
Кнут ждал.
— Ну, вы кончили? — спросил он. — Тогда я начинаю.
Он раскрыл папку и приступил к чтению.
«На сцене появляется старая, костлявая лошаденка, запряженная в телегу, в которой сидит Тевье…»
Труппа насторожилась.
— Простите, кто сидит в вашей телеге? — уточнил Бугаев.
— Тевье. Тевье-молочник. Есть такая прекрасная повесть Шолом-Алейхема.
Все удивленно уставились на Кнута.
— Вы не могли бы повторить фамилию автора? — как можно вежливее попросил Дранов.
— Пожалуйста, — сказал Кнут, — Шолом-Алейхем. Хотя пьесу по его повести написал ваш покорный слуга.
Он слегка приподнялся и отвесил поклон.
— Адольф Абрамович, вы забыли прочитать нам список действующих лиц, — напомнил Бугаев. — Если вас не затруднит…
— Зачитываю! — торжественно произнес Кнут и начал:
Тевье-молочник — молочник.
Голда — его жена.
Хава, Годл, Шпринца, Цейтл, Бейлка — их дочери…
Я не буду рассказывать вам, что творилось с актерами, когда они услышали имена персонажей — сегодня это называется культурный шок, раньше это называлось несколько иначе.
— Берите ваших Голд и Бейлку и катите в свой Израиль! — выкрикнул Бугаев.
А Курдюмов поднялся с места и направился к дверям.
— Я — человек интеллигентный, — сообщил он. — Я из благородного рода. Я не могу себе позволить нецензурные восклицания. Я лучше выйду.
И вышел.
Как бы вы повели себя в такой ситуации, молодой человек?
— Я бы, я бы… — Поляков раскраснелся, замахал руками и опрокинул новое божоле.
— Удивительно, — одобрил Ариэль, — эмоционально… Адольф Кнут ничего не опрокидывал, он предложил им выбор.
— Дорогие друзья, — спокойно произнес он, — единомышленники, если хотите, братья и сестры — я, конечно, могу прихватить Бейлку и Цейтл и укатить с ними в мой Израиль. А сталеваров, бригадиров и заслуженных доярок оставить вам. Может быть, я так и сделаю. Спасибо за совет. Но сначала я хотел вместе с вами поехать в турне на Запад. Я думал на Тевье и его дряхлой лошадке проскакать от Ленинграда до Канберры и обратно. Так что выбирайте.
Зал притих.
Приоткрылась дверь, в нее бочком протиснулся благородный Курдюмов и с виноватой улыбкой уселся на свое место. Дранов достал расческу и начал причесываться.
— Я могу продолжить чтение пьесы? — поинтересовался Кнут.
— Зачем, — удивился Бугаев, — когда и так все ясно? Прекрасная пьеса! Я только не понимаю, почему вы ее нам раньше не предлагали?..
В тот же день Кнут отправился в Министерство культуры — получать разрешение на постановку.
В Министерстве обрадовались. Адольф этого не ожидал.
— Молодец! — сказали ему. — Мы давно уже ждали, когда кто-нибудь предложит подобную пьесу. Мы даже читать не будем! Ставьте ее! Финны — наши друзья!
— Причем тут финны? — не понял Кнут. — Причем тут наши друзья?
— А кто же, по-вашему, Тевье? — удивился замминистра. — Финский молочник! У меня есть приятель — Тевье Кейконен. Он, правда, к молоку никакого отношения не имеет. Он бизнесмен. Может, и вашего Тевье лучше сделать бизнесменом? Это как-то современнее.