— Произошла роковая ошибка, — сообщил Дранов, — мы должны были появиться на свет женщинами. На каком-то этапе произошел сбой. Если надо — мы ляжем на операционный стол.
За роль Тевье боролись только мужчины — правда, кроме двух евреев — они стояли в стороне и печально наблюдали за схваткой.
— У них широкие русские души, — усмехнулся Зингер, — но что они понимают в наших еврейских? Тевье живет во мне — я чувствую каждое его движение, его взгляд, его боли и радости.
— Если бы я родился в то время — я бы был им, — сказал Листов. — К тому же я обожаю молоко.
— Мы оба вылитые Тевье, — согласился Зингер, — но играть его будут они…
А поздно ночью Листов постучался в квартиру Кнута.
Адольф вышел заспанный, в халате.
— В чем дело? — спросил он.
— Я пришел к вам как еврей к еврею, — объяснил Листов.
— Вы не могли придти ко мне как еврей к еврею днем? — уточнил Кнут.
— Днем было бы поздно, — объяснил Листов. — Мою роль мог бы уже получить один из этих бандитов.
— Вы же знаете, — произнес раздраженно Адольф, — я уже объяснял. Я не могу дать в этом спектакле еврею роль.
— Но какой же я еврей, — запричитал Листов, — вы только взгляните на меня! Перестаньте зевать — и взгляните!
— Я уже взглянул несколько лет тому назад. Если не вы, то кто же тогда еврей?
— Я — Листов, — строго сказал Листов, — я — Михаил! Прошу меня не путать…
— Фарс будем разыгрывать днем, — оборвал его Кнут.
Михаил сник.
— Я играл армян, таджиков, грузин, немцев — и ни одного еврея. Я, может, и артистом стал лишь для того, чтобы собратьев играть.
— Тогда вы им стали не в той стране, — заметил Кнут.
И вы знаете, что он ему ответил?
— Я тоже давно уже об этом думаю, — сказал Листов, — и я, пожалуй, таки поеду в ту сторону. Не затягивая.
— Вы хотите сорвать нам спектакль, — подытожил Адольф.
— Вы преувеличиваете, Ариэль, — вставил Поляков.
— Я вам не говорил — у меня тяга к гиперболе… Короче, они договорились, что после гастролей Адольф отвалит Листову солидную сумму и тот махнет в Израиль искать собратьев…
А борьба за роль Тевье меж тем продолжалась. Она шла несколько дней, в финал вышли Бугаев с Курдюмовым, они дрались физически, обвиняя друг друга в антисемитизме.
— Кто неделю тому назад кричал «жидовская морда?» — вопрошал Курдюмов, давая поджопник Бугаеву.
— Сраный интеллигент, — отвечал Бугаев и, изловчившись, посылал Курдюмова в нокаут. — Вы не кричите, вы думаете! Но то, что вы думаете, я никогда в жизни не смог бы произнести!
Силы претендентов были равны, и борьба за роль Тевье могла бы затянуться надолго, если бы однажды в театре не появился сияющий Бугаев с какой-то бумажкой в руке.
Он ей размахивал как знаменем перед решающей атакой.
— Вот оно, откуда твое сраное благородство, — орал Бугаев, — от бабушки!
Курдюмов побледнел. Бугаев продолжал размахивать бумажкой.
— Вот она — твоя Лея-Рейзл из аристократического рода! Не могли бы вы нам напомнить, ваше высочество, кем она была — принцессой, княжной? — Бугаев саркастически рассмеялся. — Княжна Лея-Рейзл Бухбиндер!..
Курдюмов плакал, как ребенок, Кнут пожалел его и тут же предложил другую роль.
— Будете играть мужа Хавы, — сказал он, — писаря Федьку Галагана.
— Странное какое-то имя для еврея, — удивился Курдюмов. — Да и фамилия тоже.
— Он — русский, — пояснил Адольф. — Одна из дочерей Тевье вышла замуж за русского.
Но Курдюмова вдруг заклинило. Поговаривали, что в детстве он перенес психическую травму.
— Хочу играть еврея! — потребовал он. — Или дадите мне еврея — или ухожу из театра!
Возможно, он надеялся, что за еврея в его карман потечет больше валюты, чем за русского.
— Не артачьтесь, — попросил Кнут. — Федька — вылитый вы, верзила с копной волос на голове. К тому же он очень похож на Горького.
Сходство с великим пролетарским писателем несколько успокоило Курдюмова.
— Ладно, — согласился он, — так и быть, сыграю вашего Федьку-Горького.
И тут же стал окать и прихрамывать.
— А хромать-то зачем? — удивился Кнут.
— Возможно, вы не знаете, — объяснил вновьиспеченный Федька, — но Горький после попытки самоубийства начал хромать на левую ногу.
Адольф действительно ничего об этом не знал, но хромать разрешил.
— Хотя Галаган не хромал, — добавил он.