В конце концов и эта полоса отчуждения кончилась, однажды случилась такая бурная ночь, что он понял — никто ему больше не нужен. Есть любимая женщина, мать его сына, жена, хозяйка в доме, прекрасная любовница, и нужно ею дорожить. Да и в собственном доме жить было намного удобнее и приятнее, понял это, когда увидел свой домашний кабинет с компьютером на столе красного дерева и кожаным креслом возле него.
Елена вошла в дом, обняла мужа, поцеловала в губы.
— Ой, какие ароматы! А я жутко проголодалась, эта дура Томка даже бутербродов не дала, представляешь? Уже хочу, Андрюшка!
— Я тоже. Давно хочу, — с усмешкой сказал Сергиенко.
— Но сперва накорми меня!
— Разумеется, госпожа, — с учтивым поклоном ответил он.
На кухне быстро разрезал цыпленка табака на две половины, переднюю часть, грудку и крылышко, положил на тарелку жены, знал, что она обожает белое мясо, ножку оставил себе, добавил салата, наполнил бокалы вином. Елена не выдержала, вскочила с кухонного диванчика, снова поцеловала мужа в губы.
— Ты просто супер, Андрюша! Обалдеть можно от такой вкусноты!
Потом они сели на диванчик, выпили вина и принялись за цыпленка.
— Представляешь, от Томки сдернул ее очередной муж, — сказала Елена. — Вернее, сама прогнала его и теперь жутко переживает.
— А что тут представлять? — ответил Сергиенко. — Я не сомневался, что рано или поздно этот Валентин сдернет от нее.
— Почему? — спросила Елена, обгладывая крылышко, любимое белое мясо, особенно нежное и вкусное, оставила на потом.
— Очень разные они. Она практичная, чересчур самостоятельная, а он — проходимец с хорошими физическими данными. Телезвезда местная…
— Нет, Андрей, он не был проходимцем. Просто увлекся другой дамой, а Томка наняла сыщика и разоблачила его.
— Лена, самый настоящий проходимец. Захотел пожить красивой жизнью, доил Томку. Удивляюсь, что она так долго не могла раскусить его, баба-то далеко не дура.
— Ты-то откуда знаешь? — с ироничной усмешкой спросила Елена.
— Бывал в ее доме не раз, с законной, кстати, супругой, и она у нас бывала частенько, в том числе и с Валентином. Да и прежде знавал…
— Мне он казался вполне приличным мужиком.
Елена рвала острыми металлокерамическими зубами белое мясо сладкого чесночного цыпленка, запивая вином. Сергиенко делал то же самое с куриной ножкой, зубы у него были не менее острые и не менее металлокерамические, у одного стоматолога вставляли.
— Лен, тебя очень напрягает проблема Томки? — спросил Сергиенко.
Она подняла голову, внимательно посмотрела на мужа.
— Не очень, — тихо ответила.
— Но все же напрягает. В чем?
— Ой, хватит об этом, Андрей! Лучше налей мне еще вина, пожалуйста.
Он наполнил ее бокал, да и в свой добавил. Выпили, обсосали косточки цыпленка табака, доели салат и оба потянулись к ломтям «серого» хлеба, разламывали их пополам и макали в миску, где остался томатный сок с оливковым маслом и мелкими кусочками чеснока.
— Нормальная еда для олигарха, пусть и местного, — усмехнулся Сергиенко.
— Олигархи — это люди, которые могут позволить себе все, — ответила Елена, глотая кусочки хлеба, пропитанные ароматным томатным соусом. — Не сомневаюсь, что и в самой Москве великие люди жрут втихаря сало с репчатым луком и запивают водкой. Просто потому, что им это нравится.
— С твоей логикой трудно поспорить, дорогая, — сказал Сергиенко. — Что у нас дальше на повестке дня?
— Ох, обожралась прямо… ты такой молодец, Андрюша. — Она лукаво посмотрела на мужа. — Пойду в ванную…
— А я с тобой, — решительно заявил Сергиенко. — Возражения не принимаются, за сытный ужин следует платить.
— Своей плотью? Хорошо сказано — платить плотью. Прямо как стихотворение звучит.
— Ну вот, под звуки этого стихотворения мы и продолжим наше общение, — сказал Сергиенко. — На уровне прикосновений. Ты не возражаешь?
Обняв жену, он повел ее в ванную.
Елена и не думала сопротивляться. Она сама этого хотела, и не просто хотела — жаждала. Но вот такой у нее муж — просто чувствует ее желания и тут же удовлетворяет их! Другого такого и в обозримом будущем не виделось. И видеть не хотелось.
Пока ванна-джакузи наполнялась водой, Сергиенко раздевал жену, а она позволяла ему все. И было для него это как в первый раз, и для нее — тоже.