— Хорошо. — Когда она снова целует меня, на этот раз делает, как я прошу, и открывает рот, чтобы я мог скользнуть своим языком по ее.
Она вздыхает при соприкосновении, но не отстраняется. Я не тороплюсь, пробуя ее на вкус, и позволяю своим рукам коснуться ее бедер. Никки такая полная и мягкая, что за нее приятно держаться.
— Хорошая девочка, — хвалю я, и она снова улыбается. — А теперь перейдем к остальным твоим правилам.
— Я обещаю делать то, что мне говорят, дядя.
— Мне нравится это слышать. Иди, сядь со мной на кровать. — Подхожу и сажусь, а затем откидываюсь на подушки. Она наблюдает за мной, не зная, куда сесть, и я беру ее за руку. — Когда я сижу, ты будешь сидеть у меня на коленях, если я не скажу иного.
— О. — Она смотрит вниз, на мои колени, и я притягиваю ее к себе.
— Поставь свои колени по обе стороны от моих. Вот и все, так приятно. — Ее платье немного задирается, и я чувствую жар ее влагалища, плотно прижатого к моему члену. — Идеально.
— Это действительно приятно, — удивленно говорит она.
— Ты принимаешь свои таблетки, как я тебе говорил? — спрашиваю я, и она быстро кивает. — Моя хорошая девочка.
Я тянусь к передней части ее платья, где есть маленький белый бант, который удерживает вершину.
— Она есть на всех твоих платьях, — говорю я, дотрагиваясь до маленькой ленточки. — Это для того, чтобы у меня был легкий доступ к тебе, когда я буду испытывать жажду.
— Жажду? — Она склоняет голову набок, и я почти дрожу от возбуждения, медленно развязывая ленту.
— Теперь моя работа — заботится о тебе. В твоем теле произошли некоторые изменения, так что мы можем проводить особенное время вместе каждый вечер перед сном.
— Что ты хочешь, чтобы я сделала?
— О, тебе ничего не нужно делать, сладкая девочка. Я сделаю всю работу сам. Ты просто должна сесть сюда, ко мне на колени, и позволить дяде позаботиться о тебе.
— Я думала, что не нравлюсь тебе, — тихо говорит она, и я качаю головой.
— Раньше я не мог прикоснуться к тебе, поэтому мне приходилось держаться на расстоянии, пока ты не подрастешь. Пока не будешь готова. Я так долго ждал тебя, Никки.
— Значит, это наше особое время?
Я киваю, отодвигая ткань платья и обнажая ее полную грудь.
— Это наш секрет. — Я провожу пальцем по тугой вершинке ее соска, и появляется маленькая капелька сливок. — Они болят, не так ли?
— Да. Они так быстро выросли.
— Это потому, что хранишь для меня мое угощение. — Когда она смотрит на меня в замешательстве, я наклоняюсь и прижимаюсь губами к ее соску. Кончиком языка скольжу по крошечному бугорку, а затем ощущаю вкус ее молока. — Какая сладкая девочка.
— Дядя? — Она еще немного прижимает свою грудь к моему рту, и на этот раз я сосу сильнее. — От этого у меня покалывает в трусиках.
— Да? — Я смотрю вниз, туда, где задралось ее платье, а затем переключаюсь на другую грудь. Когда она еще угощает меня молоком, я откидываюсь назад и тянусь к своему поясу. — Может, мне стоит проверить, нет ли сливок в твоих трусиках.
Глава 3
Никки
— Не останавливайся. — Я хватаю его за затылок и запускаю пальцы в его волосы, чтобы вернуть его рот к моей груди. Когда он хватает мой сосок, впервые за неделю нарастающее давление в моей груди начинает ослабевать.
Его губы перемещаются к другому соску, и он втягивает его в рот. Когда чувствую такое же мгновенное облегчение, я не понимаю, что происходит с моим телом. Всегда думала, что грудное молоко производят только женщины с младенцами, но сейчас это не имеет значения. Однако, что я действительно понимаю, так это то, что все, что делает мой дядя, помогает. Поэтому хватаю его за плечи, чтобы удержаться на нем, пока он двигает руками, между нами.
— Дядя Гордон!
И дергаюсь назад, когда чувствую, как он оттягивает в сторону мои трусики. Мой взгляд опускается между нами, его член торчит из брюк. Я тихонько ахаю от его размеров. Конечно, мама показывала мне видео о сексе и о том, что нужно мужчинам, но видеть член на экране и чувствовать, как он прижимается ко мне — это совсем другое. Во-первых, по телевизору они меньше. Женщина на экране взяла мужчину в рот, а затем она также позволила ему ввести его в себя. Эта штука разорвет меня надвое. Затем я вижу, как с кончика капает маленькая капелька чего-то кремового.
— Я никогда не сделаю тебе больно, сладкая. Просто проверяю, не осталось ли еще твоего крема. — Он раздвигает пальцами мои половые губки, и я стону, когда он трогает там маленький комочек нервов. — Ты побрилась. — Это было в списке того, что я должна была сделать. — Здесь тоже болит, не так ли?
Я киваю, потому что мне слишком трудно подбирать слова.
— Ты хочешь, чтобы дядя Гордон позаботился о тебе?
— Ты всегда заботишься обо мне, — рассеянно говорю я. Я настолько потеряна в том, что он делает с моим телом, что мне кажется, оно больше не мое.
— Так и есть. — Он крепко сжимает маленький комочек и крутит его пальцами. И снова посасывает мою грудь, прежде чем сделать долгие и сильные глотки. Я впиваюсь ногтями в его плечи, когда удовольствие, не похожее ни на что, что я когда-либо испытывала, пронзает каждый мой сантиметр. Потом прижимаюсь к нему и утыкаюсь лицом в его шею, пытаясь отдышаться. Что, черт возьми, это было?
Я поднимаю взгляд, когда он убирает руку между нами, и наблюдаю, как он засовывает свои липкие пальцы в рот. Гортанный стон удовольствия вырывается из глубины его существа.
— Никогда не было так хорошо, как когда я делаю это с тобой, — шепчу я почти с благоговением.
— Никки, — рявкает он, и я поднимаю голову. Мне нравилось, когда он называл меня «сладкой». — Ты не прикасаешься к себе без разрешения. Поняла? — сурово говорит он.
— Но иногда я, ах… — Я облизываю губы, стесняясь признаться, что мне нравится прикасаться к себе.
— Если ты хочешь, чтобы тебя ласкали там, приходи ко мне, и я позабочусь об этом. Поняла меня?
— Да, дядя Гордон, — соглашаюсь я. — Это есть в списке? — Думаю, мне понравится это правило. У него это получается лучше, чем у меня.