— Нет, Сэр. Это замечательно.
Расплывшаяся по лицу Хаммера самодовольная ухмылка служила ей единственным предупреждением того, что скоро ей станет еще сложнее.
— Почему ты отдала свою девственность Заку?
Рейн тряхнуло. Лиам убрал от нее свою руку, и они оба отошли в сторону.
А вот и тот самый неожиданный удар. В точно такую же игру играл с ней Лиам, в ее предыдущий приезд сюда, но на этот раз, вместо маринованного укропа для нее приготовили что-то более зловещее и физически мучительное. Ей всегда хотелось убежать и скрыться от откровенных ответов на вопросы, раскрывающие ее уязвимые места, но сейчас, без сомнения, если она попытается уклониться от них, они не только испробуют на ней этот маленький прибор, но и заставят ее страдать сильнее, чем когда-либо, в результате чего, она как всегда облажается.
— Чтобы привлечь твое внимание, — призналась она.
От Хаммера не последовало ни наказания, ни вознаграждения — пока что.
— Оно всегда у тебя было. Мы виделись с тобой каждый день. Разговаривали об учебе, работе, о друзьях и о клубе. Я отвечал на твои вопросы, мы вместе обедали, ходили по магазинам. Мое внимание принадлежало тебе почти полностью.
Оглядываясь назад, на те годы, Рейн понимала, что Хаммер прав.
— Я имела в виду не это. Ты проводил со мной каждый день, это правда.
Она закусила губу. А вот теперь будет больно.
— Но каждую ночь, ты проводил с кем-то еще.
— Тебе едва исполнилось восемнадцать, Рейн.
— Вот именно, в восемнадцать я официально стала взрослой. Я устала от того, что ко мне относились, как к ребенку. Поэтому и подумала, что секс станет лучшим доказательством моего нового статуса. Я даже не думала, что ты хотел взять мою девственностью.
— Я бы убил за подобную возможность.
Ее успокоила серьезность в его голосе. Она сделала то, о чем впоследствии глубоко сожалела, и это причинило ему боль. Что если бы она научилась общаться еще несколько лет тому назад?
— Если бы я сказала тогда, что хочу отдать ее тебе, то…?
— Но ты не сделала мне подобного предложения, поэтому мы никогда не узнаем, как бы я поступил. Разве той ночью Зак подарил тебе ощущение того, что ты особенная и самая ценная на свете?
Черт возьми, он знал ответ на этот вопрос.
От нее волнами исходило сожаление. В ее венах снова забурлил позор той ночи, черный, уродливый, опустошающий.
— Ты знаешь, что он относился ко мне, как к мусору.
— Потому, что он был игроком. И мудаком. Поэтому, выбив из него дерьмо, я запретил ему появляться в "Темнице".
— То есть ради исполнения своего желания ты пыталась манипулировать Хаммером, вместо того, чтобы просто сказать ему об этом? — спросил Лиам.
— В то время, секс — это последнее, что было нужно для твоего хрупкого сердца, но ты решила взять все в свои руки и приобрела ужасный опыт. Я прав?
От чувства оскорбленного собственного достоинства, по ее щекам потекли горькие слезы.
— Да. Но я не знала, как мне поступить. По мере моего взросления, все, что признавалось неправильным, тут же убиралось подальше, ломалось или убивалось. Поэтому, если я больше не хотела треснувших CD и мертвых щенков в своей жизни, мне было необходимо держать свой рот закрытым. Если бы я сказала Хаммеру о своих чувствах, самое безобидное, что бы он сделал — это отказал бы мне, или хуже — вышвырнул бы меня из клуба и перестал разговаривать.
Оба мужчины поднялись на ноги, и в течение долгого момента, словно переваривая ее слова, хранили молчание. Затем, быстро приблизившись к ней, они окружили ее, своими руками и губами успокаивая ее только что открывшиеся раны.
Хаммер сцеловывал ее слезы, гладя ее пальцами по волосам и предлагая свое тепло. Лиам обнимал ее, приподняв ее голову и поймав в плен ее губы, ловил ртом каждый ее всхлип. Оторвавшись от нее, он нежно сжал ее, как будто старался удержать ее от дрожи.
— Я бы никогда не отшвырнул тебя, моя сладкая девочка, — прошептал Хаммер, встретившись с ней взглядом.
— Ты — самый драгоценный подарок, что преподнесла мне жизнь. Может я и не показывал этого, но я дорожил каждым днем, проведенным с тобой.
Она видела в его глазах любовь. Бек был прав в своих словах. В этот момент было не важно то, что Хаммер не произнес эти слова вслух, она их чувствовала, видела, питалась ими и заполняла внутреннюю пустоту.
Сколько лет она убеждала себя в том, что безразлична ему? Сколько всего она успела испробовать, пытаясь добиться его внимания, из-за того, что не могла спросить его об этом напрямую?