Он ненавидел те эмоции, что вызывала в нем ревность, но он поклялся себе быть честным и открытым, ведь именно этого они с Хаммером и требовали от Рейн.
Прошло всего лишь несколько недель с того времени, когда его жизнь была беззаботной и предсказуемой. Но ради ее счастья, он был готов преодолеть любые препятствия. Будь что будет, ему будет достаточно и того, как она расцветет под их руками. От их голосов. Под их доминированием.
С ними обоими она приобретала что-то новое… становилась кем-то новым. Он еще не мог сказать точно кем, он видел только очертания, неясные образы. Но когда все это выйдет на поверхность, когда раскроется ее душа, это станет для него самым бесценным подарком.
Поднявшись по лестнице, он подошел к ее комнате. Мягко нажав на дверную ручку, он заглянул внутрь.
Она лежала в той же позе, в которой они ее и оставили, полностью спрятавшись за покрывалами, наружу выглядывали только ее носик и пряди волос.
Его почти пересилила потребность подойти к ней ближе. Удивительно. Но он не должен поддаваться. Рейн оказывала на него двойственное влияние с самой их первой встречи. Он всегда разрывался между желанием отшлепать ее по заднице до черных синяков и затрахать до полусмерти, прижать ее к своей груди и слушать их совместное сердцебиение — и, между прочим, ее устраивали оба эти варианта.
Он всегда хотел защитить ее, охранить от всего, что так ее пугало. И теперь он знал, чего конкретно она боялась, его терзало чувство несправедливости от того, что ей пришлось вынести. Он не мог помочь ей, пока она была ребенком, но он мог любить женщину, которой она стала сейчас. Лиам надеялся, что этого будет достаточно.
Глава 17
Услышав рядом приглушенные голоса, Рейн пробудилась ото сна. Ее окружали два горячих тела.
Ее обоняние тут же уловило запах свежего мыла и знакомую смесь мужских ароматов. И прежде, чем она успела открыть глаза, на ее губах заиграла улыбка.
— Пора просыпаться, любимая.
Лиам. Когда-то она часто слышала его голос по утрам, ставший ей таким привычным.
На протяжении их отношений, пока она носила его ошейник и спала в его постели, она имела склонность, проваливаясь в сон, думать о том, какими первыми словами он разбудит ее следующим утром и как сильно это ее возбудит.
— Тебе не удастся проспать весь день, прелесть, по крайней мере, не в одиночестве.
Хаммер. В те редкие моменты, когда он самолично будил ее в прошлом, это происходило в его клубе — месте ее работы, но сейчас, тон его голоса подсказывал ей, что настроен он далеко не на деловой лад.
Открыв глаза, она увидела, как они оба, свежие и одетые, и, как всегда, безупречные и чертовски сексуальные, склонились над ней .Она испустила счастливый вздох.
— Доброе утро.
Она грелась в лучах собственной удовлетворенности. Счастливая и окруженная защитой, Рейн почувствовала, что ей снова овладевает желание вздремнуть. Поэтому, забравшись поглубже под одеяло, она закрыла глаза.
— Нет-нет, не смей. Давай поднимайся, девочка!
Лиам потянул на себя покрывало. По ее коже прошелся прохладный воздух, а соски моментально напряглись, когда он перевернул ее на бок, чтобы шлепнуть по голой попке. Его действия скорее поразили ее, чем причинили настоящую боль.
В ответ на ее протестующий вскрик Хаммер лишь усмехнулся.
— Если ты не сдвинешься с места, то я расценю это, как приглашение к повторной порке, — пробормотал Макен ей на ушко.
Рейн захихикала.
— А что, если я так и сделаю?
— Какая требовательная малышка.
Хаммер покачал головой, изображая ложное беспокойство.
— Хотя, хорошенькая, ничего не скажешь. Однако нам все равно придется придумать что-нибудь по поводу твоего дерзкого ротика.
В глазах Лиама замерцали озорные искорки, когда он осматривал ее жадным взглядом.
— Я была плохой девочкой, — поддразнила она.
Их прикосновения послужат наилучшим стимулом к пробуждению, хотя, если все это будет приправлено замечательным оргазмом, будет еще лучше.
Рейн не могла не заметить голодное выражение их глаз, направленных на нее. Поэтому, томно улыбнувшись, она потянулась, выгибая спину, чтобы привлечь их внимание к своей обнаженной груди. И когда ее ноги разошлись в стороны, взгляды обоих мужчин немедленно опустились к ее киске. Ее наполнило чувство собственной власти над ними. Она могла стоять перед ними на коленях и называть их официально — Сэр, но власть была именно в ее руках.