Выбрать главу

— Ну вот, миленькая, теперь все в порядке. Все в порядке, ничего страшного, моя рыбка! И плакать больше не надо. Лучше расскажи маме, что было с братом? — Она поглаживала бедра девочки легкими, осторожными движениями.

Сквозь рыдания Дженни Ли рассказывала: —…Вдруг подбежал Робби и начал колотить этих мальчишек, и я ему помогала. Откуда ни возьмись, подошел Скинни Мак-Гуайр и схватил нас с Робби, а белым позволил уйти. Их он не арестовал, мамочка! «Конечно, нет, — почти спокойно подумала Лори Ли, — белых-то он не арестует! Этого нечего и ждать!» Она сняла с девочки обувь и накрыла ее одеялом до самого подбородка.

— Вот так хорошо, моя доченька!

Быстро, но без суеты, Лори начала собираться. Уже одетая, сняла с огня утюг и, держа его в руке, прошлась по комнате, не отдавая себе отчета, зачем это делает. Вздохнула и прошептала: «Господи, спаси и помилуй!» Потом сняла все утюги с огня и поставила их на решетку. Убрала гладильную доску, лежавшую на спинках двух стульев, приставила ее к стене. Еще раз подошла к кровати и поцеловала потный лоб Дженни Ли, весь в тревожных морщинках.

— Ну вот, моя маковка, теперь я пойду в суд за твоим братом. А ты полежи, отдохни. Если почувствуешь себя лучше до нашего прихода, пообедай. Слышишь? Мы с Робби мигом вернемся.

— А мне нельзя пойти с тобой, мама?

— Нет, детка, ты полежи на маминой постели, отдохни!

— Нет, я с тобой, мама! Не оставляй меня одну! Пожалуйста! Ну, пожалуйста! — Губы Дженни Ли дрожали. В широко раскрытых глазах застыл страх. И опять из них хлынули соленые слезы.

Лори судорожно ловила ртом воздух: ей показалось, что она задыхается. Господи! Никогда ее дети не были плаксами! Это одно из качеств, которое Лори сумела воспитать в них, переняв его от бабки.

— Поверь мне, детка, все будет хорошо. Ты у себя дома. Никто не посмеет тебя здесь тронуть. Лежи спокойно, а когда захочешь есть, разогрей себе обед. Угадай, что я вам приготовила? Разве не замечаешь, как вкусно пахнет колбаса с рисом?

Тут только Лори почуяла, что пахнет горелым. О господи! Она метнулась в кухню, сорвала с плиты дымящуюся кастрюлю с рисом, но сразу же уронила ее, обжегшись так, точно сунула пальцы в огонь. Лори замахала руками, послюнила пальцы, потом схватила тряпку и перенесла кастрюлю на стол. Острыми, невыносимо колючими иголками боль побежала от пальцев по рукам. Сгорело почти полкастрюли риса. Задыхаясь и судорожно кашляя, со слезящимися от дыма глазами, Лори распахнула дверь на крыльцо. В пролете виднелось солнце — мутное, желтое, слепящее. Все, что накопилось у Лори в душе, рвалось наружу с сокрушительной силой, словно из глубокой пучины океана; бушуя, искало себе выход, стиснуло грудь, сдавило горло, исказило лицо, обожгло узкие глаза под тяжелыми веками. Чаша переполнилась. Лори опустилась на табурет перед кухонным столом, уронила голову на руки. Плечи ее тряслись, ноги дрожали, и она дала наконец волю слезам.

Лори сошла с автобуса и перебежала площадь Джефферсона Дэйвиса. Солнце скрылось, легкий ветерок нес по тротуару мусор и обрывки газет, пыль попадала в глаза, и это раздражало Лори. Наконец, вся трепеща, она остановилась перед зданием суда. Устрашающая белая громада — целых десять этажей. Негры называли это учреждение «судом мистера Кросса». На фронтоне был высечен из камня красивыми крупными буквами девиз: «Правосудие для всех». Лори вытерла запорошенные пылью глаза и поднялась на мраморное крыльцо. С самым спокойным видом шла она меж величественных колонн, хотя вся дрожала от волнения. Она шла, гордо подняв голову, левое плечо — чуть пониже правого, как всегда, когда очень торопилась. В длинном мраморном коридоре на первом этаже ей попался полисмен; он сказал, где найти Мак-Гуайра.

— Благодарю вас, сэр.

Полисмен сделал вид, что не слышит ее слов. Но Лори чувствовала, что он глядит ей вслед, мысленно раздевая ее. Лори вспыхнула от гнева — не первый раз она замечает такой взгляд. Многие белые мужчины нагло рассматривали ее… Скинни Мак-Гуайр, Скинни Мак-Гуайр. Про него говорят, что он не так уж плохо относится к неграм по сравнению с другими полицейскими. Может быть… Все может быть, бог милостив. Приближаясь к комнате № 12, Лори вспомнила своего брата Тима. Как его скрутила тогда тюрьма! Точно подменили там мальчика. Где-то он теперь, жив ли? Ничего она о нем не знает… Исправительная тюрьма… Робби… В горле у нее перехватило, лицо словно окаменело. «Отец небесный, молю тебя, не допусти! Не дай им засадить его в тюрьму!» Вот наконец комната № 12. «Прошу тебя, боже, не допусти этого, спаси моего Робби, милосердный господь!» Лори дышит глубоко, стараясь успокоить биение сердца, подавить охвативший ее страх. Нельзя входить к ним с таким испуганным видом. Пусть они не подозревают, что она боится. Лори вытерла лицо, еще раз глубоко вздохнула и постучала в дверь.

— А-а, Лори, привет! — довольно милостиво встретил ее Скинни Мак-Гуайр.

— Как поживаете, мистер Мак-Гуайр?

В другом конце комнаты за письменным столом сидел какой-то мужчина в сером костюме и мягкой широкополой шляпе. Он поднял голову и посмотрел на Лори. Мак-Гуайр, постукивая по полу правой ногой, чесал кончик своего длинного носа, напоминавшего птичий клюв. Казалось, что у этого человека совсем нет плеч и что руки у него соединяются прямо с шеей. Весь он был какой-то тощий, хлипкий, худосочный: лицо, волосы, нос, уши, туловище, ноги.

Он ковырнул в носу, смахнул что-то на пол и, смущенно поглядев на Лори, сказал заученным тоном:

— Мы задержали твоего сына за то, что он дрался с белыми ребятами, с малышами, которые шли домой из школы. Понимаешь? Это очень серьезное преступление. Если бы его родителями были другие люди, а не ты с Джо, он бы так легко не отделался. Но вы очень порядочные негры, и мы не хотим, чтобы ваш малый серьезно влип. Сейчас я приведу его сюда. — Зеленовато-голубые глаза Мак-Гуайра блуждали по комнате, избегая смотреть на Лори.

— Благодарю вас, сэр, — ответила Лори, стараясь посдержаннее выражать свою признательность. Она понимала, что полисмен хотел сказать не «порядочные негры», а что-то другое, ей это было неприятно, но все-таки она обрадовалась. Господи боже, поневоле обрадуешься! Хорошо еще, что мальчика задержал Скинни, а не какой-нибудь изверг-полисмен из тех, кто любит сажать негров в тюрьму и избивать их. Пока Скинни ходил за ее сыном, Лори стояла потупившись. С тяжелым чувством она ощущала на себе взгляд другого белого, точно нож вонзался ей в спину.

Наконец Скинни Мак-Гуайр ввел в комнату Робби. У мальчика был гордый, воинственный вид. Лори с трудом сдержала улыбку — до чего же сын похож на нее! Говорят, когда мальчик похож на мать — это к счастью. Хорошо, если бы так, но что-то ей не верится! Вот он стоит — почти с нее ростом! Будет высокий и сильный, как отец. У него и походка отцовская: так же загребает носками. Робби, увидев мать, сразу повеселел, даже глаза расширились. Если мама здесь, значит ничего страшного с ним не случится. Лори прочла это в его глазах, увидела по его губам, поняла по всему его виду и сама повеселела. — Ты знаешь, что надо делать, — смутно услышала она голос Скинни, вернувший ее в реальный мир полицейского участка. Лори оглянулась и увидела, как полисмен достает из-за двери что-то вроде кнута и протягивает ей. Лори так и застыла на месте — у нее словно отнялся язык, и все тело стало деревянным. — Ты знаешь, что надо делать, — повторил Мак-Гуайр. — И это еще будет очень легкое наказание. Любого негритянского мальчишку засадили бы за такие дела. Я не вру. В исправительном доме их полным-полно!

Да, она знает, она догадалась, чего от нее хотят. Ей предлагается выбор: или это, или исправительный дом. Господи Иисусе! Пусть она собственноручно перебьет ребенку ноги, вышибет ему мозги. Она видела, какое было лицо у Робби, когда Скинни протягивал ей плетку! Мальчик ничуть не сомневался, что мать отвергнет требование полицейских. Он дерзко прищурился, скривил рот и, гордо закинув голову, широко расставил ноги носками внутрь. Стоял, как будто это его не касалось. Бог свидетель, она и в руки не взяла бы плетку, если бы не боялась за него! Человек в шляпе хмыкнул. Лори еще раз взглянула на Робби и закусила губу. Нет, будь что будет, она не станет сечь своего сына перед белыми! Но тут же опять вспомнился Тим и исправительный дом — мерзкие, отвратительные, грязные серые бараки, набитые почти одними негритянскими ребятами, отданными во власть белых, люто ненавидящих негров. Ужас, пережитый ею еще в детстве, когда она ездила из Типкина в тюрьму округа Кросс навещать брата, вновь охватил ее душу. Ей представились жирный красномордый начальник тюрьмы с презрительным взглядом, и его жуликоватый помощник, и свирепые надзиратели, и все прочие.