Лори вертелась с боку на бок возле спящего мужа. Если бы уснуть! Может быть, утром, когда она проснется, все это окажется сном. Тяжелый храп Джо сливался с стрекотанием сверчка, с тиканием часов, хлюпанием капель, подчеркивая суровую, жестокую действительность. В ушах звучали слова полисмена в штатском: «Упрямый черномазый бесенок! Кожа-то словно дубленая!» Ее рука, как каменная глыба… лицо Робби… кровь повсюду… Мыслимо ли было так унизиться, покрыть себя таким позором перед белыми и перед собственным ребенком? Позволить им так надругаться над своим материнским достоинством? Господи! Господи! Видеть, как бьется в нервном припадке ее Робби, как молит о пощаде, забыв свою гордость! Робби… Робби… Робби… Не удивительно, что она не сумела ничего толком объяснить детям! «Господи Иисусе Христе, клянусь никогда больше этого не делать! Убей меня бог, если я нарушу клятву! Ведь есть же, наверно, другие способы бороться с этим злом! Пусть уж лучше они сами засекут моих детей до смерти, чем я подниму на них еще хоть раз руку! Никогда, никогда… Господи, никогда!»
Джо Янгблада разбудил тихий плач его беспокойной жены. Он сонно повернулся к ней и крепко обнял сильными руками.
— Почему тебе не спится? Что с тобой, Лори?
— Ничего. Прости, я не хотела будить тебя. Теперь уже все в порядке.
Он лежал, чувствуя рядом ее гибкое тело, упругую грудь, прижавшуюся к его широкой безволосой груди. Он понимал, что далеко не все в порядке, что он предал ее и детей… «Ты накажешь его розгою и спасешь душу его…» В безмолвном отчаянии он искал какие-то слова, которые могли бы успокоить и разуверить ее, простые слова, из которых она поняла бы, что он чувствует. Но он был слишком утомлен, мысли расплывались в сонном мозгу, как клочья тумана на утренней заре. И донимала вечно болевшая спина, — совсем ведь не шутка ворочать день-деньской эти проклятые бочки!
Лори тяжело и взволнованно дышала. Ей казалось, что близость этого мускулистого тела вольет в нее силу и бодрость. Она раскаивалась, что не рассказала ему подробно о происшествии в суде, — ведь если бы он знал это, то, наверное, отнесся бы иначе.
Как хорошо в его сильных объятиях! Хоть бы он сказал ей что-нибудь, хоть одно словечко, самое коротенькое — дал бы ей понять, что он разделяет с ней трудности их жизни. Она хотела принадлежать ему и физически и духовно… Хотела, чтобы слились воедино их любовь, их сила, их воля, чтобы они, понимая друг друга, стали одним неделимым целым. Лори лежала в объятиях Джо, тяжело дыша, точно взбиралась на крутую гору, потом вдруг замерла. От него пахло кофе, табаком, и он храпел, храпел, как свинья.
Джо, Джо! Бедный Джо Янгблад!
Лори гневно высвободилась из его объятий, крепких даже во сне, и встала. Ощупью пробралась в кухню и примостилась на кровати возле дочки.
Дженни Ли всегда спала непробудным сном до утра. Но Робби просыпался от малейшего шума. И сейчас, лежа на полу, он услышал, что мать приглушенно плачет, так горько, как никогда еще не плакала. Робби напряженно вглядывался в темноту, горло его сжала спазма. Ему хотелось подойти к матери, спросить, почему она плачет, но он был слишком подавлен и расстроен сегодняшней сценой в полиции. Он был зол на мать, ненавидел ее, хотя в глубине души любил ее, жалел ее, хотел утешить, и пусть бы она тоже утешила его. Он повернулся на живот и укрылся с головой, но даже под одеялом слышал ее рыдания.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Прозвенел звонок, занятия окончились, и мистер Майлз попросил Роберта Янгблада задержаться в классе на несколько минут. Все ребята ушли, только Робби, понурившись, сидел за партой. Вдруг он поднял глаза и увидел в дверях Айду Мэй, которая почему-то еще вертелась в коридоре. Учитель подошел поближе и посмотрел в ту же сторону, куда смотрел Робби.
— Вы хотите войти, мисс Реглин? — спросил он> но девочка бросилась бежать по коридору.
— Что случилось, Роберт? — спросил учитель.
— Ничего не случилось.
— Скажи, мы с тобой друзья?
— Да сэр, мне кажется, друзья.
— А друзья, когда разговаривают, не прячут глаз. Они смотрят прямо в лицо. И не ведут себя так, как будто боятся друг друга. — Робби молчал, уставившись в пол. — Разве это хорошо, Робби? — В первый раз мистер Майлз назвал его не Роберт, а Робби.
— Нет, сэр, не хорошо. — Робби посмотрел в глаза учителю, стараясь выдержать его взгляд. Он хотел, чтобы мистер Майлз всегда оставался его другом. Ему так нужен друг — настоящий, честный друг, неспособный на предательство. — Я ни на что не жалуюсь, мистер Майлз, ничего у меня не случилось. — Робби вдруг почувствовал мучительное желание рассказать учителю всю правду. Он открыл было рот, но не сумел выдавить из себя ни слова. Именно мистеру Майлзу он не мог пожаловаться: ведь совсем недавно он с такой гордостью говорил в классе, что его мать похожа на Гарриэт Табмэн, она никакому белому не позволит себя унизить, и Робби знал, что мистер Майлз тоже гордится ею, так разве он может теперь рассказать ему правду?!
Но мистер Майлз продолжал настаивать: нет, все-таки что-то у Робби неладно, у него расстроенный вид, он невнимателен на уроках. Может быть, дома какие-нибудь неприятности? В этот миг Робби представилось лицо мамы. А ведь стоило бы наказать ее! Пусть бы мистер Майлз и другие люди узнали всю историю! Нет, он не смеет… Робби насупился, к глазам подступили слезы. Ему захотелось спрятаться, чтобы учитель не заметил, что он плачет.
— Мистер Майлз, мне нужно идти. Честное слово, меня ждут! — и, бросив на парте книги, Робби выскочил из класса и, весь в слезах, помчался по коридору. — Убегу, убегу из дому! — машинально твердил он, пока не очутился на лужайке перед школой. — Убегу из дому! — И вдруг, поняв смысл этих слов, почувствовал смертельный страх.
Айда Мэй побежала за ним следом и стукнула его под колено сумкой, так что он чуть не упал.
— Что с тобой творится, Робби? — Девочка остановилась перед ним, лицо ее было серьезно.
Робби сердито сверкнул глазами и потупился. Он увидел ее ноги — стройные, округлые, затянутые в черные носки до колен. Ведь она считается его подружкой, а человек ничего не должен скрывать от своей подружки! К тому же Айда Мэй гораздо умнее, чем остальные девчонки. Так думал Робби и все же пробурчал:
— Ничего со мной не творится!
Айда Мэй прикусила надутые губки и подбоченилась, как взрослая.
— Роберт Янгблад, ты меня не проведешь! Ты что-то скрываешь, я знаю!
«Расскажи ей правду, ведь она твоя подружка!» Робби посмотрел на пепельно-серую землю, потом снова на милое взволнованное лицо девочки. Прохладный ветерок освежал его разгоряченные щеки, и вдруг он почувствовал, как ему сейчас необходимы чье-то сострадание, утешение, понимание, любовь, ласка. «Подойди к Айде Мэй! Обними ее, и пусть она тоже тебя обнимет! Расскажи ей все!» На миг дрожь пробежала по телу Робби, но он овладел собой. Расставив ноги и по привычке скосолапившись, он принудил себя ответить:
— Ладно, некогда мне тут с тобой болтовней заниматься. Мне нужно идти.
— Ты куда сейчас?
— Это тебя не касается. Занимайся своими делами, а в мои не лезь!
Айда Мэй удивленно раскрыла глаза: — Робби Янгблад, чего это ты так нос задираешь, а? Ей-богу, не понимаю!
Она резко повернулась и пустилась догонять своих подруг. Поравнявшись с ними, она еще раз оглянулась, и в ее красивых глазах он прочел укор. Робби долго следил за ней взглядом, и ему очень хотелось крикнуть ей, чтобы она вернулась. Потом он посмотрел по сторонам. Что ж, раз решил у бежать, значит, беги. Но куда? Он только сейчас подумал об этом. «А, черт, не все ли равно? Пойду куда глаза глядят. Может, в Атланту, или в Саванну, или даже в Нью-Йорк. Мистер Майлз оттуда родом. В Нью-Йорке меня не будут считать рабом или собакой! Там чернокожий тоже человек! Если бы была надежда стать таким, как мистер Майлз, тогда прямой смысл поехать в Нью-Йорк. Хотя, впрочем, безразлично, куда ехать, — лишь бы убраться отсюда! Да, мама еще пожалеет, еще поплачет о нем!»