Мысль о том, что мама будет огорчаться и плакать, вызвала у него странное чувство, и бегство показалось не таким уж заманчивым. Робби поглядел на большие темные тучи, закрывшие солнце, и зашагал по Плезантгроув-авеню. Было сыро и холодно. Что ж, очень жаль, если мама будет плакать. Сама виновата! Когда-нибудь он приедет сюда уже взрослым, навезет подарков, и родные будут рады видеть его. Пусть посмеют тогда белые угрожать ему. Да Ну их к дьяволу — никогда он сюда не вернется!
Робби прошел Грин-стрит, пересек Дэйвис-стрит, чувствуя, что ноги его подкашиваются от усталости. Миновал пустое сейчас бейсбольное поле, где играл в команде «Черные носки». Он все еще не представлял себе, куда он направится. Просто убежит из Дому, чтоб насолить маме. Он шагал через Белый Город, и краснолицые крэкеры со своих крылечек глядели на него, как на бродячего пса. В палисадниках и во дворах играли их дети. А Робби шел все дальше и дальше, и в голодном желудке у него урчало по-собачьи…
Спускались сумерки, когда он шел через Белый город, а когда добрался до квартала богачей, была уже полная темень. Отсюда Робби спустился в деловую часть Кроссроудза, под горой, совершенно безлюдную и затихшую до утра.
Даже звук собственных шагов — Робби шлепал босиком — пугал его. Кто-то шел ему навстречу, и он нырнул в нишу между двумя витринами магазина. Прохожий удалился, насвистывая песенку, и Робби пожалел, что не умеет так свистеть. Трепеща от страха, он свернул с главной улицы и пошел переулком, держась середины мостовой, не глядя ни по сторонам, ни себе под ноги, а только прямо вперед. Мимо него шныряли большущие крысы, безраздельно хозяйничавшие здесь в этот час. Они рылись в мусорных ящиках и помойных ведрах, пищали и безбоязненно бегали по переулку. Робби так и подмывало пуститься бегом, но он продолжал идти ровным шагом, даже попытался было насвистывать какой-то мотив. Вдруг раздался пронзительный крик, похожий на плач младенца, и огромная белая кошка метнулась ему под ноги. Робби подпрыгнул и стремглав помчался из переулка на пустырь, за которым находилась сортировочная станция. Потом опять зашагал неторопливо, пересек площадь и вошел в депо.
Теперь он знает, как будет действовать: спрячется в товарный поезд и поедет куда-нибудь далеко, на самый край света. Ехать зайцем—дело нехитрое! Вот так приезжал сюда брат Жирного Раса на похороны их бабушки. А ехал-то он от самого Огайо, из города Кливленда! Может статься, что и Робби докатит так до Нью-Йорка. Мальчик прокрался мимо маленькой старой будки с тускло освещенным крохотным оконцем, похожей на уборную и стоявшей посреди путей. Робби заметил поодаль от нее несколько товарных вагонов и направился к ним. Один из них был открыт, но сколько Робби ни заставлял себя забраться туда, он никак не мог победить страх. Мало ли что может случиться, если он полезет внутрь! Он видел перед собой огромную черную пропасть, готовую разверзнуться и поглотить его. Глаза мальчика разъедал соленый пот. Любая чертовщина может быть там; он войдет, а его — хвать! «Да нет там ничего!» — успокаивал он себя. Разгоряченное тело дрожало от холодного ветра. Если собрался убежать, так уж нечего пугаться каждого пустяка! Наконец он все-таки подошел к двери, ухватился за порог, подтянулся на руках, подпрыгнул и, мокрый от пота, затаив дыхание, перебросил ноги в вагон. Сердце его так бешено колотилось, что казалось, вот-вот лопнет. Некоторое время он лежал, боясь пошевельнуться. Нервное напряжение, усталость, страх, голод, одиночество и ненависть к белым, ненависть к матери и любовь к ней — все слилось в нем в один бурный поток, который ширился, искал себе выхода и наконец прорвался наружу. Робби плакал, пока не заснул.
Солнце заглянуло в открытую дверь вагона и ярко осветило усталое детское лицо. Ресницы дрогнули. Робби слегка шевельнулся и поднял руку, прикрывая глаза от света. Узкие глаза приоткрылись, закрылись и открылись снова. Робби сделал попытку встать, но от слабости ноги его подкосились, и он упал. В желудке громко урчало, как у собаки. Робби с трудом поднялся и оглядел пустой вагон. Где это он? Вспомнилась мама. Да ведь он убежал от мамы! Во рту было горько и сухо, ему показалось, что пахнет раздавленными клопами. Лицо словно одеревенело.
Еле-еле ступая затекшими ногами, Робби подошел к двери и спрыгнул на землю. Было туманное раннее утро. Он осмотрелся вокруг. Уходи подобру-поздорову, пока тебя не сцапали белые! А эти вагоны, наверно, никуда и не отправят! Он шел и шел, а солнце поднималось все выше. Город просыпался и начинал жить своей обычной жизнью. Процокала подковами лошадь, запряженная в повозку молочника. Робби видел, как торопливо шагает молочник по асфальтовым и гравийным дорожкам между домами, расставляя бутылки с молоком на крылечках богатых белых, как снуют мальчишки-газетчики, разносящие по домам «Морнинг телеграм», и спешат на работу люди, главным образом женщины-негритянки, чтобы не опоздать в дома богачей и успеть все приготовить к моменту пробуждения своих белых хозяев. Робби прятался от этих женщин, боясь, что его могут узнать.
Наконец он остановился, расправил плечи и, потянулся всем телом. Мышцы ног больно свело, мальчик несколько раз помахал то одной, то другой ногой, чтобы размяться, и пошел дальше. Но куда идти? Что делать дальше?
«А вот что: взберусь на насыпь за Белым городом, захвачу для себя целый товарный. Там и сесть легче!» Робби видел, как это проделывали бродяги. Но как же стать бродягой? Он ничего не знает об этом. Да очень просто, черт возьми! Он же не собирается вечно быть бродягой! Только бы доехать бесплатно до места, только бы выбраться из Кроссроудза! И Робби быстро зашагал через Рокингемское поле и переулок Дрейтона к железной дороге. Здесь возле насыпи сидело несколько негров. Робби, опустив глаза, подошел к ним.
— Эй, янг блад,[17] чего тебе здесь надо?
Робби замер. Откуда эти люди знают его фамилию? Наверно, мама ищет его и уже успела здесь побывать! Он растерянно посмотрел на незнакомых людей.
— Моя фамилия не Янгблад!
— А нам какое дело до фамилии! — возразил говоривший. — Ты для нас все равно янг блад. Уж раз не старая кровь, так значит молодая кровь!
Все они сидели полукругом, и говоривший — тощий, длинноногий негр — в центре. На нем был заплатанный комбинезон и старая рабочая куртка. Он оглядел Робби черными, как угли, глазами.
— Чего ты здесь ищешь? Потерял что-нибудь?
— Нет, сэр, ничего не терял.
— Так что же тебе надо? Твоих товарищей здесь нет, правда?
Робби струхнул, но постарался ответить, как человек, видавший виды:
— Да то же, что и вам: сесть на товарный и у ехать.
— Убирайся отсюда, чтобы я тебя не видел! Поворачивай зад и беги домой, пока я тебя не огрел как следует!
Робби посмотрел в сердитые темные глаза негра и понял, что тот не шутит.
— У меня нет дома, — ответил Робби. — Я не живу в этом городе. Я здесь случайно, как и вы.
— Оставь мальчишку в покое, Скотти! — сказал кто-то.
— И не стыдно тебе, малый, среди бела дня лгать людям прямо в лицо?
— Зачем мне лгать вам, мистер? Вы же не отец мне! — Робби заставил себя выдержать его взгляд. Остальные негры неодобрительно фыркнули.
Скотти оглядел Робби с головы до ног.
— Да ты, оказывается, еще и дерзкий, а, Молодая кровь?
Робби промолчал. Интересно, нарочно ли этот человек называет его так. Может быть, он в самом деле знает, что его фамилия Янгблад?
— Ладно, ладно, — проворчал Скотти. — Меня это, правда, не касается. Присаживайся, отдохни маленько. Тут все свои. Но только имей в виду: для того, кто любит распускать нюни, бродячая жизнь не годится. Она вообще ни для кого не годится.