Джо Янгблад тяжело вздохнул и откашлялся. Учитель испуганно поглядел на него. Лори заговорила шепотом:
— Он хотел вернуться ко мне, и к отцу, и к сестренке. Он хотел домой, но гордость не позволяла ему. Он у меня гордый и чуточку упрямый. Это потому, что у него честный характер. — Лори несколько раз качнулась, потом, обернувшись к учителю, сказала — Это я во всем виновата, мистер Майлз! Я и больше никто! Выгнала его из дому. Унизила его. Бог мне этого не простит!
— Нет, миссис Янгблад, вы не виноваты, вы не должны…
— Пойдите-ка, пойдите и сами убедитесь, какие у него рубцы. Тогда сразу поймете, чья это вина, ведь никто другой, я сама избила его до крови! А он всегда так верил в меня, господи боже!
— Понимаю, миссис Янгблад, однако вы не виноваты. И Роберт это отлично понимает. Хоть у него сейчас все спуталось в голове, но он чувствует, что не вы виноваты. Уж если кого винить, так только тех, кто действительно повинен. — Всегда веселое открытое лицо мистера Майлза омрачилось. — Белых. Крэкеров. Образ жизни южных штатов. — Он посмотрел на Янгбладов и вспомнил собственных родителей. На миг его воображению представился отец — маленький человек согнулся в три погибели под тяжестью громадного тюка, а рослый белый стоит и щиплет его. Как рано состарились его отец и мать! Ричард Майлз нахмурился. — А знаете, — сказал он, — я теперь понимаю, что это ведь — американский образ жизни в целом — и Севера и Юга одинаково. Вас заставляют сечь вашего ребенка, чтобы вы своими руками выбили из него свободолюбивый дух, который сами воспитали в нем. Вот чего они хотят!
— Да, — почти спокойно отозвалась Лори, — вы правы. Вы попали в самую точку. Но я на коленях поклялась отцу небесному, что никогда больше, никогда этого не буду делать! — Она смотрела на учителя таким взглядом, точно ждала от него ответа на все мучившие ее вопросы. Щеки ее горели от волнения. Вот если бы Джо когда-нибудь поговорил с ней так тепло, по-хорошему, показал бы, что в нем жив еще былой дух… что он понимает…
Лампа на столе горела слабым желтым светом. Лори вскочила, поправила фитиль и снова села на место. Она долго наблюдала, как кружит над лампой пепельно-серая ночная бабочка. Потом глянула в упор на молодого учителя и спросила:
— Но мы-то что можем сделать? Скажите, ради бога, что могут сделать негры-бедняки?
— Мы должны бороться, а не давать им спуску! — ответил учитель, постукивая тонкой рукой по краю стола. Он почувствовал, что слова его прозвучали неубедительно и, вероятно, весь разговор кажется этой красивой женщине и ее рослому молчаливому мужу смешным.
Она так странно посмотрела на него, что Ричард воспринял ее взгляд как презрительный — мол, оторванный от жизни схоласт, хоть и ученый человек!
— Бороться! — негромко повторила Лори, больше всего боясь обидеть этого северянина, такого умного и образованного, хоть еще и очень молодого. — Бороться! Помилуйте, мистер Майлз, да мы только и делаем, что боремся! Я вот борюсь с самой колыбели, а что толку-то? Приказать нам: боритесь, — задумчиво протянула она. — Это все равно, что приказать нам: ешьте!
— Конечно, в одиночку ничего не получится, — сказал Ричард, силясь подавить волнение. — Бороться надо только коллективно, сообща. А в одиночку все равно не будет толку!
Джо Янгблад глянул на свои большие ноги, и ему стало нестерпимо стыдно. Каждый знает, что Лори Ли всегда готова бороться; к кому же тогда, если не к нему, обращены слова учителя? Джо вдруг вспомнил, как третьего дня вечером они с Лори сидели вот тут, на этом самом месте, и она рассказывала ему о том, что было в суде мистера Кросса, а он, дурья голова, темный, забитый человек, взял да и ляпнул: «Ты накажешь его розгою и спасешь душу его от преисподней!» Небось Лори считает, что муженек — настоящий дядя Том! Но все-таки какое право у этого учителя так унижать его перед женой?! Ему-то легко говорить о борьбе. Тоже сравнил; Нью-Йорк и Кроссроудз!
А Ричард Майлз чувствовал, что далеко не все еще сказал. По долгу своей профессии он считал, что должен учить, но в то же время ему не хотелось, чтобы беседа с Янгбладами носила отвлеченный, академический характер.
— Рассмотрим эту проблему с позиций будущего… — Эх, опять не то сказал, что хотел!
Гулкий бас Джо прервал учителя:
— Мистер Майлз, я знаю, вы умный человек, и многое из того, что вы сейчас говорили, святая правда. Спасибо вам за все, что вы сделали для нас и для нашего мальчика. Но и я хотел бы вам кое-что сказать. Я тоже боролся, да еще тогда, когда вас и на свете-то не было, но каждый раз, когда я сопротивляюсь, меня валят с ног и бьют до полусмерти. Пусть вам Лори скажет — я никогда не молчал перед крэкерами. Но… но… мне не везет. Эти скипидарные бочки с каждым днем пригибают меня все ниже к земле, а посмей только воспротивиться, тебя тут же собьют с ног и начнут топтать сапогами. Поди вот поспорь с ними! — Джо сказал гораздо больше, чем намеревался, но ему мучительно хотелось, чтобы мистер Майлз понял его, и он отвечал сейчас не только учителю, но и своей жене. — Это все красивые слова про борьбу! Я сам стою за борьбу, только цветной человек никогда не победит! Конечно, — упрямо продолжал он, покрываясь от раздражения испариной, — всем известно, что негры не могут сплотиться. Вот ты их, кажется, собрал вместе и думаешь, что они все с тобой заодно, но стоит лишь белому гаркнуть, и они врассыпную, как зайцы. Уж мне ли этого не знать! — Джо хоть и не совсем верил в справедливость своих слов, но за долгие годы у него накопилось столько сомнений и горьких обид, что захотелось наконец излить перед кем-нибудь душу и услышать, какой же выход предлагает этот умный молодой учитель.
Узкие глаза Лори возбужденно блеснули.
— Неправда, Джо! Мы почти и не пытались объединиться!
— Мистер Янгблад, мы обязаны держаться сплоченно, — сказал учитель. — Это для нас единственный способ чего-то добиться. — Он посмотрел на темное спокойное лицо великана. — Разумеется, среди негров найдутся и дяди Томы, и перебежчики. Они всегда были — еще и во времена рабства. Если бы все действовали заодно, мы бы их комариный писк и слушать не стали.
Джо посмотрел на учителя, потом на камин и кашлянул.
— Для меня совершенно бесспорно также то, — продолжал учитель, — что негритянский народ ничего не достигнет, если будет бороться один. Они перебьют всех нас по очереди. И другой бесспорный факт: никто не преподнесет нам свободу на серебряном блюде!
Джо Янгблад улыбнулся доброй улыбкой и кивнул:
— Вы правы, мистер Майлз. Все это так. Надо бороться с ними на каждом шагу. Никто и не спорит с вами.
Джо откинулся на спинку стула, поднял глаза к закопченному потолку и долго рассматривал круглое ржавое пятно, размытое дождями. Из самых далеких уголков памяти вставали эпизоды его жизни — и давние, и недавние. Он видел себя одиннадцатилетним ребенком, покидавшим хижину дяди Роба, открытую всем ветрам… С тех пор как он ушел тогда ночью по длинной пустынной темной дороге — нет, даже и раньше, — он знал лишь одно: борись, борись, борись!.. И всегда в одиночку, и всегда и повсюду — борись!.. Вспомнил поездку в Чикаго, Веймен, Теннесси, плантацию мистера Бака… Изверга-белого с закрученными усами… Борись, борись!.. Кроссроудз, Джорджия. Скипидарные бочки, которые, как бич плантатора, искалечили его спину, согнули пополам; придира-надсмотрщик, никогда не оставляющий его в покое; мошенник-кассир, каждую неделю присваивающий часть его жалованья, — а протестовать не смей!.. И в промежутке между этими годами — бейсбол, баптистская церковь Плезант-гроува и церковный хор… Лори Ли Барксдэйл… Лори Ли Барксдэйл… Лори Ли Барксдэйл-Янгблад, и любовь, и счастье, и совместная жизнь, и семья, и дети. Но рядом скипидарный завод и злой надсмотрщик, — и борьба продолжается независимо от того, желает этого или нет Джо Янгблад, хотя дома — семья и счастье… Где-то на этом отрезке времени он начал сдавать, словно старая, заезженная кляча, и боевой дух покидал его, подобно тому как капля за каплей вытекает сок из надрубленной сосны. Все же в конце каждого дня он знал, что у него есть Лори, Дженни Ли и Робби. И был спокоен.