— Ведь то, что у тебя кожа белая и вы живете в трех комнатах, а мы в одной, еще не доказывает, что ты лучше меня. Если хочешь знать, я умнее тебя и бить себя не позволю. Я негр, а вы белые бедняки, белая шваль, так нечего тебе и задаваться!
За ужином отец смотрел на Оскара злыми глазами, но ничего не сказал. Потом он ушел куда-то. Марта спросила младшего сына:
— Опять набедокурил, Осси? Я видела, как отец на тебя поглядывал.
Мальчик ответил: «Нет, ничего», но все-таки рассказал ей правду, он любил мать. И она его тоже.
— Я-то сразу заметила, что ты купался: у тебя были волосы курчавые, когда ты пришел домой. С кем ты ходил?
— Ни с кем. Один.
— Осси, прошу тебя, держись подальше от Джима Килгроу. Это испорченный, дерзкий мальчишка, он обязательно втянет тебя в беду. Ведь он только прикидывается хорошим, а ты веришь.
Незаметно вернулся Джон Джефферсон.
— Так вот где ты был! Опять шлялся с этим паршивцем Джимом! Вот я тебе задам такую порку, что ты до самой смерти не захочешь связываться с черномазыми! — Он сорвал с себя пояс и загнал мальчика в угол. Осси весь дрожал — на этот раз он не позволит отцу избить себя! Достаточно он натерпелся! И сам смертельно испугался собственной решимости.
— Папа, не бей меня! — выговорил он с трудом. Отец словно обезумел. Он злобно хлестнул сына тем концом ремня, на котором была пряжка, потом бросил пояс на пол и, схватив мальчика за плечи, стукнул его головой об стену.
— Не смей меня бить, черт возьми!
А отец колотил его кулаком по голове.
— Не будет мерзавец-сын так со мной разговаривать, не позволю я этого! Лучше собственными руками его задушу!
Марта подбежала к ним.
— Отпусти его! — Она вцепилась в мужа, но он оттолкнул маленькую женщину с такой силой, что она отлетела в другой конец комнаты.
— Я и тобой займусь! — визжал отец. — Поганая шлюха, негритянская заступница! — Он швырнул сына на пол возле печи, а Оскар укусил до крови его руку. Он так впился в нее зубами, что самому стало больно. Отец ругнулся и схватил полено.
— Только ударь моего ребенка! — пронзительно закричала Марта. — Вот стрельну в твою башку, и все мозги разлетятся, если только они у тебя есть!
Джон Джефферсон оставил мальчика и подошел к Марте.
— Отдай мне ружье, Марта, и успокойся! Что это ты разволновалась! — заскулил он.
Оскар бесшумно подполз к двери. Джон вырвал из рук жены ружье и метнулся было к мальчику, но Осси уже выскочил во двор и бежал в поле, окутанное вечерней мглой. Мать кричала ему вдогонку: «Беги, Осси, беги!» — но он это и сам понимал. Он мчался по пшеничному полю, потом по хлопковому и ни разу не перевел дух, пока уже в полной темноте не достиг негритянской деревни.
Вот и хижина Килгроу. Оскар обошел ее сбоку. Сердце его бешено колотилось. Почему он прибежал сюда, в негритянскую деревню? Почему именно к Джиму Килгроу? Если бы он не пошел купаться с этим дерзким негром, не было бы никаких неприятностей. Но все равно, у них с отцом нелады, и Джим тут ни при чем. Оскар видел в окошко, что в хижине горит лампа, слышал, что там ходят. Вспомнилось, как сегодня днем черный Джим, голышом, навалившись на него всей своей тяжестью, яростно Шептал ему на ухо: «Убью тебя, проклятая душа!» Перепуганный, злой, растерянный, Оскар не хотел бы стучать в эту дверь, но больше ему некуда было Идти. Это единственное место, где отец не подумает искать его. Ему и в голову не придет, что кто-нибудь из его семьи может побежать за помощью к черномазым. Оскар робко постучал.
— Кто там?
Он постучал еще раз. Послышались шаги, дверь-открылась, и на пороге выросла высокая, долговязая фигура отца Джима.
— Кто это?
— Это… это я, Оскар… Большой Джим — это я, Оскар Джефферсон, — тяжело дыша ответил мальчик.
— Кто, говоришь?
— Вы меня знаете, Большой Джим! Я Оскар Джефферсон, сын мистера Джона Джефферсона. — Сказал и пожалел, потому что все негры на плантации ненавидели Джона Джефферсона больше, чем любого из белых.
— Чего тебе, белый мальчик, здесь понадобилось, да еще ночью?
Оскар ответил, что ему очень нужно повидать Маленького Джима.
Большой Джим сказал:
— Ступай-ка ты туда, откуда пришел, а нас, цветных, оставь в покое!
Оскар стоял, глядя из темноты на высокого худого негра, не зная, как объяснить ему, что он пришел не со злым умыслом, а как друг. И сердце его радостно подпрыгнуло, когда он услыхал из комнаты голос Джима:
— Ладно, па, я сейчас выйду, узнаю, что ему надо.
— Не смей выходить в этакую темень! Погоди, я возьму ружье.
— Не надо, па. Я его знаю. Он хоть и белый, но не страшный.
Джим показался из-за спины отца и нырнул в темноту.
— Чего тебе надо? — спросил он, дерзко глядя на Оскара, как всегда, когда разговаривал с белыми. — Что, тебе сегодня еще мало от меня досталось? — Он тихонько засмеялся. — Здесь ты, парень, на моей делянке. В этом месте твоя белая кожа тебя не спасет!
Оскар посмотрел через голову Джима на открытую дверь, где стоял Большой Джим и поблескивало ружье. Черт побери этих Килгроу! Почему они не ведут себя так, как полагается неграм вести себя с белыми? Ведь они даже не мулаты! Просто чернокожие— большие и гадкие. Да пошли они к черту! Он не станет просить у них помощи. Оскар повернулся и зашагал прочь.
— Погоди минутку, Осси! Все-таки зачем ты пришел? — Оскар остановился и с тяжело бьющимся сердцем посмотрел на Джима. А тот подошел к нему, тихо посмеиваясь, как всегда, когда ему было совсем не до смеха. — Что случилось, мальчик? — Он разговаривал с Оскаром таким тоном, будто он — белый, а Оскар — негр.
— Джим, Маленький Джим, Джим, — забормотал Оскар, — у нас дома была сейчас страшная драка. Мой па чуть не убил меня.
— Вечно лезешь драться. Видно, тебе так и хочется прослыть первым храбрецом!
Оскар не рассердился на Джима за его снисходительный тон, потому что почувствовал за ним нечто совершенно иное.
— Он напустился на меня за то, что я сегодня ходил с тобой купаться. — Оскар как будто забыл о своих ранах, пока говорил с Джимом, а сейчас снова почувствовал мучительную боль — стучало в висках, до головы и дотронуться было нельзя. — Погляди, как он мне голову расшиб! Наверно, убить меня хотел. — Джим стоял, не двигаясь с места. — Ты только погляди! — умолял Оскар.
Джим протянул руку и нащупал возле виска сгусток запекшейся крови.
— Ну чего же ты от меня хочешь? Что я, доктор, или полицейский, или еще кто-нибудь?
Оскар по голосу заметил, что Маленький Джим смягчился.
— Я думал, может, вы мне дадите немножко перекиси, скипидара или какого-нибудь другого средства и позволите сегодня переночевать у вас.
— Что ж ты не пошел к своим могущественным белым друз… — Джим умолк и пристально поглядел на Оскара. — Погоди, я поговорю с отцом. — И он пошел к крылечку.
Оскар ждал, стараясь уловить, о чем спорят шепотом Маленький Джим и его отец, томясь от тревоги, усталости, боли, не зная, что ему делать. И, тронутый их сочувствием, облегченно вздохнул, когда Джим, отойдя от отца, сказал ворчливым, незнакомым голосом:
— Ладно, Осей, заходи, что-нибудь сейчас придумаем
— Нет, погоди минутку, сын. Постой с ним немножко, — сказал Большой Джим. — Я пойду поговорю с мамой. Она хозяйка!
Оскару запомнились серьезные черные лица людей, которые хотели ему верить, но не могли, и нежные черные руки, смазавшие его раны, и густой горячий суп, успокоивший его, словно лекарство, и прохладная, беззвучная ночная тишина, когда он лежал на полу рядом с Маленьким Джимом. Ему удавалось забыться на десять-пятнадцать минут, а иногда на полчаса, но, проснувшись, он не мог понять, спал ли он или это ему казалось. Глаза его привыкли к темноте, и он даже различал коричневое армейское одеяло, разделявшее комнату на две половины: в одной спал он с Джимом и остальные ребята, в другой — Большой Джим и Мэйми Килгроу. Хоть бы заснуть! Или пусть проснулся бы Джим и можно было поговорить! В голове проносились миллионы мыслей. Все сегодняшнее казалось сном, а не явью: разве ему не снится, что он лежит рядом с неграми, дышит одним с ними воздухом, — он, белый человек, сын мистера Джона Джефферсона!