Доминик предложила ему остаться хотя бы на неделю, и он согласился. Дни текли медленно, без особых происшествий; несколько раз заходил американец, столь надоевший Бернару. Жак бродил по дому и постоянно что-то бормотал; Доминик сказала, что он работает над пьесой.
Один раз они решили устроить съёмку, но Бернару не слишком понравился результат; он казался себе похудевшим, осунувшимся и уставшим. Он писал уже новую статью, роман продвигался вперёд, но Бернар не чувствовал должного удовлетворения; в конце концов, в глубине души он признал, что влюблён в Доминик. Она съездила в город и подстриглась совсем коротко. Жак любовно хихикал, глядя на неё, а Бернару казалось, что теперь она ещё больше похожа на смешного мальчишку, о чём он не преминул ей сообщить. Она только улыбнулась.
Вечерами они разыгрывали сценки; один изображал персонажа, остальным нужно было его угадать. Лучше всех изображал Жак, у него это было в крови, а Бернар чувствовал себя глупо, он никогда не любил лицедейство, и угадать его персонажей было непросто. За день до его отъезда они сидели с Доминик в столовой и пили кофе; Жак спал наверху.
- Вы знаете, я хотел с вами поговорить, - начал Бернар осторожно.
- Я слушаю, - Доминик внимательно посмотрела на него.
- Дело в том, что я больше не могу и не хочу хранить это в себе. Я понимаю, мы недавно знакомы, но я... Я люблю вас.
Эти слова дались ему легко, он произнёс их на одном дыхании, будто всю жизнь только и делал, что признавался в любви.
Взгляд Доминик подёрнулся печалью.
- Мне жаль, что так произошло, - только и сказала она.
Бернар ожидал от неё чего угодно, но не сожаления.
- Зачем тогда вы пригласили меня? Не предполагали, что это может случиться?
Она опустила глаза.
- Я позвала вас потому, что вы показались мне очень хорошим человеком, хорошим и одиноким. Я подумала, что смогу ненадолго скрасить вашу жизнь.
Бернар усмехнулся.
- У вас это прекрасно получилось, - съязвил он.
Удивительно, но у него ещё осталась способность язвить.
- Вы любите Жака? - спросил он вдруг.
- Я не должна отвечать вам на этот вопрос, вы не имеете права задавать мне его, - сухо произнесла Доминик. - Но я отвечу.
Она подумала немного.
- Вам когда-нибудь приходило в голову признаваться в любви собственному телу, воздуху над головой или земле под ногами? Вряд ли. Но, тем не менее, вы не смогли бы без этого жить.
- Вы слишком поэтизируете, - сказал Бернар.
Ему неожиданно стало очень не по себе.
- Вы говорите, что любите меня, но при этом неспособны меня понять, - она посмотрела на него с грустью. - Жак - часть моего мира, как родители, как этот дом, как стихи и фотографии. И Жака невозможно изъять.
- Как вы познакомились? - зачем-то полюбопытствовал Бернар.
- В театре, два года назад. Мне понравилась его необычная внешность, и я предложила ему съёмку. Он согласился. Больше мы не расставались.
- Если бы Жака не было, вы бы смогли меня полюбить? - с отчаянием в голосе спросил Бернар.
Доминик теперь смотрела на него так, будто он произнёс нечто очень глупое и бессердечное.
- Я даже не хочу об этом думать. Тем более, что тогда мы бы с вами не познакомились, ведь это благодаря Жаку я знаю Амели. Он работает в одном театре с её мужем.
Бернар не слышал и половины того, что говорила Доминик, в его голове крутилось только одно - она его не любит. Не любит.
- Пойду посмотрю, проснулся ли Жак, - сказала Доминик, поднимаясь из-за стола. - Если нет, разбужу его, а потом мы все вместе можем посмотреть что-нибудь.
Она улыбнулась Бернару, словно их разговора не было вовсе, и вышла, а ему представилось, как она заходит в комнату к Жаку, любуется его длинными ресницами (у кукольных мальчиков всегда бывают длинные ресницы), целует его тонкий нос с горбинкой и губы, а он ворчит, зачем же она его разбудила, смешно морщится, а потом принимает её ласку, и она его настигает, настигает, настигает...
Решение было принято в одну секунду. Бернар вернулся в свою комнату, наскоро собрал вещи и оставил Доминик записку, что ему срочно нужно в редакцию. Его любимое оправдание. Доминик, наверное, всё поймёт и, может быть, погрустит немного. Жаку будет неважно.
Может быть, Бернар даже позвонит ей вечером - и они поговорят как ни в чём не бывало. Нет, вечером должен прийти Эзра. Значит, завтра - конечно, завтра! Бернар вдруг понял, что мимолётно прикоснулся к чужой жизни, в которой ему не было места.