Мария сглотнула и нахмурилась. Ну уж нет! Она ни в коем случае не позволит этому случиться. Не так её растили и не тому учили, дабы кому-то подчиняться, помимо мужа. И свою дочь она воспитает такой же. Пусть держится в седле, как мальчишка, пусть стреляет из лука и бьётся на мечах, как юный воин! Пусть будет дикой, пусть своенравной - молва о “дурном” характере всё равно пойдёт, как ни крути. Но если это жертва во благо Ольги, её свободы, выбора и счастья - что ж, невелика эта жертва!
Мария склонилась к личику дочери, шепча те слова, который предназначены только для неё.
— Для них ты будешь царевной. Пусть они думают, что смогут тобою помыкать, как помыкали твоим отцом, — Ольга открыла глаза и внимательно посмотрела на мать. — Но ты моя Ольга. Только моя. Ты будешь сама себе хозяйка.
Ольга тихо агукнула в ответ.
***
Москва, ноябрь 1561 года
Лютый осенний ветер бился в окна, шумя ставнями и норовя вырвать их из рам. Ольга сжалась от звука очередного порыва.
В этом году зима наступила рано, говорила мама. Да и сама царевна видела, что снег выпал рановато, а вьюги уж слишком участились в московских землях. Говорили, что это было плохо, ведь торговля не идёт, люди мерзнут и всё остальное, что было для народа плохо. Но Ольгу это, конечно же, мало заботило. Пока ей позволялось играть с Ваней и Федей в снегу и кататься на санках, чтобы потом побежать греться в терем, ей было хорошо.
Однако по ночам было страшно. По ночам Ольгу оставляли в покоях одну, пока сильная вьюга ревела за окном. Иногда он даже заглушал треск огня в очаге, или задувал свечи у кровати царевны. И поэтому Ольга плакала - от одиночества, и от того, что за ней может прийти бабай. Может, это была и неправда - но Ваня рассказывал про него с такой уверенностью, что Ольга каждый вечер дрожала от страха перед бабаем.
Но этим вечером ей было уже не так плохо. Наверное, из-за того, что сегодня мама взяла её к себе в покои. Для Ольги это было словно праздник. Ведь там, в покоях царицы Марии, всегда было тепло и светло - казалось, ветер дул не так сильно, свечи не дрожали, и огонь горел ясно, освещая всю светлицу.
— Посмотри, кого нашли, — прошептала царица, оборачиваясь к дочери и показывая что-то длинное. Глаза Ольги расширились - это же была настоящая змея!
— Это питон? Как в сказе про Александра? — тонким голоском спросила царевна. Мать села на кровать рядом с ней, поглаживая змею по квадратной морде. Царица утробно рассмеялась.
— Нет, — Мария приподняла змею к лицу. — Но и она по-своему прекрасна, — змея коснулась подбородка царицы. — Её кожа - вода… а конь - её язык. Она - твой друг, — мать поднесла животное к дочери. — Держи её.
Ольга кивнула и протянула руки. Мягко улыбаясь, царица передала животное девочке. Царевна слегка вздрогнула, когда змея быстро переползла на её плечи. И правда - кожа у змеи была почти как вода - холодная, но не мокрая. Движения змеи были плавными, и размеренными. Девочка вздрогнула, когда змея приподняла морду к её лицу.
— Не обижай её. И не сомневайся, иначе ужалит, — шепнула Мария, погладив холодное тело. Ольга боязко поднесла пальцы к тому же месту. — Запомни это - не сомневайся никогда.
Царевна пробежалась пальцами по змеином тельцу, и почувствовала, как уголки губ потянулись наверх. Царица усмехнулась, и сняла животное с шеи дочери. Змея обвилась вокруг руки Марии, и та, встав с ложа, подошла к очагу, на котором стояла большая вязаная корзина. Сняв с корзины крышку, царица остановилась, поглаживая змею.
— Они как люди, — пальцы Марии прошлись по голове животного. — Мы можем любить их, кормить… беречь их, — глаза матери и дочери встретились. — Но всё равно… они нас предают.
Вдруг послышался оглушительный грохот, и звуки пьяных голосов. Мария испуганно вздрогнула, а Ольга снова сжалась. Покачав головой, царица опустила змею в корзину, и коснулась пальцем её краешка. Из корзины вновь высунулась змеиная голова, но эта змейка была поменьше, чем предыдущая. Несколько секунд подождав, царица взяла змейку в руки, и та обвилась вокруг женского локтя. Затем Мария подошла к иконам, стоявшими в углу царской светлицы. Прямо под иконой Богоматери лежали пучки каких-то трав, неизвестных Ольге. Выбрав один из пучков, царица поднесла его к свече рядом - и краешек загорелся. Светлица тотчас наполнилась горьким ароматом горных трав.
— И он меня зовёт дикаркой… — фыркнула царица. — Лишь женщины способны познать всю радость в этой жизни. И не в вине она…
Оставив травы гореть на пепельнице, Мария потушила свечи, и весь оставшийся свет шёл из очага. Легко улыбаясь, женщина забралась на ложе, и прилегла рядом с дочерью. Ольга же забилась под материнский бок, нежась в кольце заботливых и тёплых рук.
— Моя красивая Ольга… — прошептала царица, поцеловав дочь в макушку.
Неожиданный грохот послышался вновь, но уже гораздо ближе. Тяжёлые мужские шаги приближались вместе с пьяными смешками. Мария выскочила из кровати, и обернулась к дочери.
— Не вставай, Ольга! — девочка тут же вняла велению матери, укрывшись одеялами с головой. Но когда дверь царской светлицы с грохотом отворилась, Ольга невольно выглянула из-за одеял.
На пороге стоял её отец, царь Иван, и вид у него был совсем непривычный. Рубашка его была расстёгнута, волосы всклокочены, а глаза словно бы горели адским огнём. Ольга испугалась одного только вида отца, и вжалась в кровать под собой.
— Что тебе нужно?
— Марья! Ждала меня? — крепко ухватив жену за кисть, произнёс царь хриплым, пьяным голосом, и крепко, грубо поцеловал жену. Царица дёрнула рукой, пятясь назад.
— Иван, уходи, прошу. Немощно мне сегодня… — побледнев, произнесла мать. Царь нахмурился, и оглушительно ударил кулаком по стене рядом. Мария вздрогнула.
— Опять врёшь! Всё от тебя враньё да грех! — рявкнул Иван.
— Так если грех, не приходил бы ты! — ответила царица. И в мгновение ока муж, ухватив Марию за локоть, потащил её к ложу. Споткнувшись, женщина упала навзничь прямо на кровать, а царь навалился не неё всем телом. Ольга почувствовала, как слёзы потекли по её щекам.
— Батюшка! Не надо!
Ольга вылезла из-под одеял и потрясла отца за плечо. Царь тут же протрезвел, ошарашенно глядя то на дочь, то на жену. Иван мигом попятился, тяжело дыша и глядя на Ольгу. Затем его взгляд зацепился за корзину у очага. Громко фыркнув, царь столкнул корзину на пол - и змеи поползли по полу и по углам. Иван снова приблизился к жене, ухватив её за горло.
— Будь проклята твоя колдовская душа! — проревел царь. — Держишь её здесь, как одну из своих змей! Я запретил!
И вдруг царица рассмеялась. Громко, прямо в лицо мужу, и смех этот напоминал лай злых собак. Лицо отца побагровело от ярости, и он снова бросил жену на ложе. Мария тут же перестала смеяться, глядя на царя горящими от гнева глазами, и поднялась на колени, опираясь о полог ложа.
— Это моё дитя, моя кровь! Держу там, где считаю нужным!
— Ах ты… Ведьма! Распутница! — царь и вовсе охрип от истерики. Глаза Ивана готовы были выкатиться из своих орбит. — Небось, и Вяземского где-то здесь прячешь, а? Черкесская колдунья!
— Вяземского прячет опричный терем! А на меня клевещут! — крикнула в ответ царица, и положила руку на живот. — Вот! Вот тут причина моей немоготы! — Иван застыл в поразившем его удивлении. — Ребёнок у меня будет…
— Он мой! Тебе он не принадлежит! — прохрипел царь, указав на дочь. — Ольга тоже…
— Только твоей она никогда не будет! — зашипела царица. Гневно покачав головой, царь развернулся к выходу, и Мария снова схватилась за живот. — В своей утробе я вырастила ту, которая отомстит за меня!