Вскоре царевна вернулась в свою светлицу, где уже собрались дочери государственных мужей, гостивших на слободе: Настасья Вяземская, Ульяна Романова, Марья Скуратова да Ирина Годунова. Ветер шуршал за окнами, и только редкие опричники не спали в это время, карауля по слободе. Девушки тоже не спали: собравшись у царевны в царском тереме, они готовились к самой захватывающей части этой ночи: к гаданиям.
Однако, когда Ольга закрыла за собой дверь, она почувствовала странный холод исходивший из угла светлицы. Обернувшись, царевна пригляделась: в углу, прямо под иконами, сидела какая-то старуха. Грузная, со свалявшимися волосами, что напоминали паутину, при свете свечей необычно блестели её глаза, как два алмаза. Ольга нахмурилась, и строго посмотрела на подруг.
— Я не думала, что мы кого-то пригласим.
— Это всё Машкина идея, — указала на рыжеволосую Скуратову Ирина, самая младшая из девушек. — Она привела гадалку…
— А вам что, неинтересно? — фыркнула Марья.
— Самим ворожить же скучно, сами сказали, — поддакнула Скуратовой Настасья.
— Но если нечисто это дело? — боязно спросила Ульяна. — Вдруг беду навлечём…
— Оставьте се… — тихий с хрипотцой голос старухи заглушил всех в светлице. Девушки мигом выпрямились, испуганно глядя на старицу. А та, натужно кряхтя, села ровнее и вытащила из-за пазухи нож, а затем поставила перед собой толстую восковую свечу. Пламя от неё горело ясно, но отчего-то холодом веяло. Тени заплясали по стенам светлицы. Ольга переглянулась с подругами и сглотнула.
— Марья привела тебя сюда, — начала царевна, сделав шаг вперёд. — А кто я, знаешь?
— Ведаю, — ответила старуха, и пристально взглянула на девушек. — Всё о вас ведаю… но токмо на три вопроса отвечу.
— Оленька, иди-ка ты первая… — прошептала Ирина. Пожав плечами, Ольга села напротив старухи и та, со странной скоростью для своего возраста, схватила царевну за перст. Быстро полоснув по нему ножом, перевернула Ольгину руку: капля крови упала в огонь. Тот зашипел, повысился. А старица, поглядев в пламя, перевела взгляд на царевну. Девушка глубоко вздохнула.
— Я… что меня ждёт? — дрогнувшим голосом спросила царевна.
— Вижу, дитя… три огня ты должна зажечь - за жизнь, за любовь, за смерть…
— А… что ещё ты видишь? — Ольга сжала дрожащие пальцы в кулак. Старуха усмехнулась.
— Трёх коней, что должна ты оседлать - для любви, для власти, для страха.
— А предательство видишь? — вопрос вырвался непроизвольно, и царевна хотела было прикрыть рот рукой, но старица снова повела кривым плечом.
— О да… три измены ты должна испытать - одну из-за золота, одну из-за любви, одну из-за крови.
Едва старуха закончила, Ольга отпрянула от неё. Порезанный палец пульсировал болью. А пламя свечи всё горело высоко, и странные тени всё отчетливее виднелись на стенах. Тяжело дыша, царевна опустилась на лавку, приложив руку к груди. Сердце билось быстро, неспокойно, словно желало выпрыгнуть из груди. Девушка покачала головой, пока Марья с готовностью села возле гадалки и выставила руку вперёд. Усмехнувшись, старуха взяла кровь и у Скуратовой. Девушка нетерпеливо поёрзала на месте.
— Я выйду замуж за князя?
— Нет, — ответила старуха. — Ты станешь женою царя, чьё имя прославится в веках.
— Так значит, царицею буду? — ухмыльнулась Марья. Гадалка вновь покачала головой.
— И да, и нет… — старуха помолчала. — Царицею без короны ты будешь… Пока не появится другая… хитрее и гораздо знатнее, чтобы свергнуть тебя и отобрать всё, что тебе дорого.
— У меня с царём будут дети? — процедила сквозь зубы недовольная Марья.
— Шестеро у него, и ни одного у тебя… — гадалка потянула дым свечи носом. — Ты умрёшь раньше, чем Господь позволит понести.
Недовольно фыркнув, Марья вернулась за стол. Села напротив царевны, нахохлилась, аки курица. Ольга пожала плечами, и перевела взгляд на боязливо приблизившуюся к старухе Ирину. Девушка тихо вскрикнула, когда нож коснулся её пальчика.
— Скажи… я выйду замуж? — дрожащим то ли от волнения, то ли от страха голосом, спросила Ирина. Гадалка наклонила голову.
— Да. Дважды будешь замужней, — старуха устремила блестящие глаза на Ирину. — Первым за благочестивца пойдёшь, вторым - невестою Христовой станешь.
— Я буду мученицей? — испуганно пискнула Годунова. Но старуха только рассмеялась.
— О нет… достойнейшей ты будешь, и смерть в покое и почёте тебя настигнет.
— А дети? Они будут? — спросила Ирина.
— Когда солнце сядет на юге, а море придёт под Кремлёвские стены. Тогда чрево зачнёт, но прежде - не жди!
Ирина отскочила от гадалки, как ошпаренная, и тут же метнулась к Ульяне. Романова покачала головой, нахмурилась, заключив Годунову в крепкие объятия.
— Тревожно мне, Оленька… может, хватит с нас этих гаданий?
— Ой ли? — фыркнула Настасья, подсев к старухе. — И мне угодно будущее увидеть, — Вяземская поморщилась от боли, когда капля её крови упала в пламя свечи. — Ну-ка, скажи, стану я женой Фёдора?
— Ничьей ты не станешь, ни Фёдора, ни кого-либо другого, — хрипло рассмеялась старуха. Настасья нахмурилась, и скривилась.
— Я что, блудницею буду? Али монахиней?
— Твою девственность получат свечи, а грехи твои омоются слезами отца твоего, — гадалка наклонила лицо ближе к Настасье.
— Что это значит? — Вяземская замерла в ожидании ответа.
— Ты умрёшь вскоре, малышка.
Девушка тут же вскочила и, недолго думая, плеснула старухе в лицо водой из кубка. Ольга подскочила, схватив за руку бившуюся в истерике Настасью.
— Настя! Что ты творишь? — воскликнула царевна, отобрав кубок. Вяземская вырвалась из хватки подруги, и указала на притихшую гадалку.
— Она безумна! А её пророчества - то враньё! — Настасья прислонилась спиной к стенке.
— Не следовало нам её приводить… ой, не следовало! — скукожилась ещё больше Ирина. Нахмурившись, Ольга снова подошла к старухе: глаза той светились адским пламенем, и бурлил гнев. Превозмогая страх, царевна вскинула подбородок.
— Скажи ещё раз, старица: кто я такая?
— Ты… ах, ты! — кряхтя, старуха поднялась на кривые ноги, и указала высушенным пальцем в грудь Ольги. — Не понравится тебе мой ответ, Ольга Иоанновна! Подружкам твоим жадным он не понравится!
— Раз так… — царевна обернулась и взглянула на каждую из девушек. — Все вы подождите за дверью, — боярышни переглянулись. — Ну же!
Фыркая и тяжело вздыхая, девушки по очереди вышли в коридор. Последней была Марья, и она бросила злобный взгляд то ли на Ольгу, то ли на гадалку. Но едва дверь закрылась, царевна снова взглянула на старуху. Та оскалилась, показав старые гнилые зубы.
— Говори же, — шепнула царевна. — Кто я?
Гадалка лишь покачала головой. Она слегка наклонила голову, и принялась рассматривать царевну с головы до пят, ухмыляясь и бормоча себе что-то под нос. Ольга нахмурилась, когда старуха хрипло рассмеялась.
— Не поверила ты мне этим вечером. Не поверишь и сейчас.
— Но я хочу знать… — начала было Ольга, но гадалка мигом шикнула на неё, принудив к молчанию.
— Цыц! — костлявые пальцы схватили царевну за челюсть и притянули к лицу старицы. — Не положено тебе сегодня знать ответ на этот вопрос.
— И когда же положено? — процедила девушка, вырвавшись за цепкой хватки гадалки.
— Скоро… очень скоро.
И, не сказав больше ни слова, старуха вышла из светлицы, оставив Ольгу в замешательстве.
***
На следующий день, сразу после полудня, несколько карет остановились на берегу речки Серой. День был погожий, тёплый - солнце озаряло окрестности Александровской слободы ясными лучами, что ласкали луга и побережье реки. Тихий ветер шевелил травы, листья на деревьях и камыши в заводях; жабы преспокойно квакали в зарослях, прячась там от аистов. Словом, не днина, а сказка.