— В понимание моего друга, милые дамы, совсем немного — это способность достаточно сносно объясняться с носителем языка. Насколько я помню, кроме русского, вы так же «немного» владеете французским, испанским и даже арабским языками? Не прибедняйтесь, Паркер!
— Вы забыли еще о немецком, — ответил ему без тени смущения Уорнер, закрывая книгу. Видимо гость почувствовал, что теперь ему не отделаться от внимания окружающих.
— Как замечательно! — ворковала София, — я тоже хотела бы знать столько языков, но мне с трудом дается даже французский, которым мучила нас наша гувернантка. Кроме «Je m'appel Sophie» в моей бедной голове почти не осталось воспоминаний.
При этом графиня Кентервиль бросила предупреждающий взгляд в сторону своей дочери, от чего та в смущении замолчала.
— Изучать язык лучше всего, погрузившись в атмосферу страны, которая на нем разговаривает. Тогда все происходит само собой, — ответил ей благосклонно Паркер, — Вот почему, к глубокому сожалению, мне не так легко даются древнегреческий и латынь — их никто не использует в повседневной жизни.
— Я думаю, в наш век — это пустая трата времени, — вмешался в разговор обиженный Джаспер, — скоро большинство стран будут говорить на английском, потому знание чужого языка отпадет за ненадобностью!
— Знание языков — это наличие нескольких ключей к одному замку, — ответил ему мистер Уорнер.
— Это вы придумали? — воззрился на него раздосадованный Джаспер.
— Нет, Вольтер, — его ответ еще более разозлил лорда Фаррела, которого девушки лишили своего внимания.
— О! Как много вы знаете, мистер Уорнер. И все же вы так и не ответили на мой вопрос: что за книгу вы читаете? О чем она? — продолжала Маргарита.
Паркер Уорнер посмотрел на нее, и Мартиника готова была поклясться, что в глубине его глаз промелькнула грусть:
— Вам не поймете, миледи. Скорей всего скажете, что читать подобные книги ужасно.
— Да неужели, мистер Паркер? — вмешалась графиня Кентервиль, пытаясь отстоять честь своих дочерей — Вы считаете моих девочек не способными понять литературу?
— Ну, хорошо, я читаю «Крейцерову сонату», автор Лев Толстой.
— И что же такого страшного в этой книге? — продолжала расспросы Маргарита.
— Это рассказ мужчины, о том, как и почему он убил свою жену.
— Ужас! Разве можно читать подобное! — в один голос воскликнули София и Маргарита. Мартиника улыбнулась тому, как точно мистер Уорнер предугадал их реакцию, а Эммет в углу карточного стола тихонько прошептал под нос: «Злободневная тема».
— Мне кажется, вы несколько упростили смысл повести, мистер Уорнер — вмешалась в разговор Мартиника.
— Неужели, ваша светлость, вам знакомо это произведение? — взглянул на нее Паркер с неподдельным интересом.
— Да, я прочла его, хотя и не в оригинале, — помня ужасающие размышления Толстого о женщинах, Мартиника спросила: — И какое же впечатление складывается у вас от повести?
— Мое чтение продвигается достаточно медленно, мой русский не так уж хорош. Но пока меня преследует ощущение, что у автора явные проблемы в отношениях со слабым полом, но он, безусловно, правильно подметил многие психологические аспекты брака, как такового. И все же, я с многими идеями не согласен, — ответил без каких-либо ужимок мистер Уорнер, чем раз и навсегда завоевал расположение Мартиники.
— Насколько мне известно, в самой России и даже в таком молодом государстве как Америка эту книгу запретили, — вмешался в разговор, молчавший до сих пор Джаспер.
— Боже, храни Великобританию! — ответил на его замечание мистер Уорнер. После чего все окружающие рассмеялись, София и Маргарита продолжили донимать бедного Паркера своими расспросами, Мэри удалилась укладывать близнецов спать, а ее место у карточного стола заняла Клотильда.
Глава 12
Следующие несколько недель стали для Мартиники настоящим испытанием. В багаже у нее имелся лишь опыт кратких ухаживаний виконта Ландмана, который, как известно, не закончился ничем хорошим. Потому девушка была не готова столкнуться с вниманием к своей персоне, проявляемым одновременно от лица троих мужчин.
Мартиника даже не понимала истинного смысла навязчивости неприметного до сих пор лорда Лесли. Он краснел, пыхтел, и горбился в ее присутствии, с трудом выдавливал из себя слова, но неизменно сопровождал ее на прогулках. Она уже успела привыкнуть к его молчаливому присутствию во время ежедневного обхода поместья, потому, когда внезапно, застав в гостиной вместо лорда Базеля брата Клотильды, пришла в замешательство
— Разве не нужно подождать лорда Лесли? — спросила Мартиника, когда Колин предложил ей свою руку и повел ее из дома.
— Сегодня я составлю вам компанию, — произнес он, — лорд Базель просил передать свои извинения, ему нездоровится.
На самом деле, всего часом ранее, между Уэльсом и Базелем состоялся отнюдь не дружеский разговор, в процессе которого Колин посоветовал лорду Лесли отказаться от своих притязаний.
Брат Клотильды случайно наткнулся на молодого человека, который метался по гостиной в ожидании прихода Мартиники, он, как обычно, намеревался составить ей компанию. «Она уже начала привыкать к моему обществу, и вполне возможно, когда-нибудь обратит на меня внимание, как на мужчину», — погруженный в свои мысли Лесли, не заметил прихода Уэльса.
Колин уже давно собирался начать действовать, но каждый раз, когда он хотел приблизиться к хозяйке Шератона, она оказывалась в компании этого болвана лорда Лесли. Виконт Ландман вел выжидательную тактику, ограничиваясь вечерним общением в гостиной. По всей видимости, он считал, что в Мартинике проснутся старые чувства, и она сама упадет в его объятия. Это не входило в планы лорда Уэльса, в его интересах было разбудить в душе молодой вдовы новые желания, а для этого ему нужно было застать ее наедине.
Обнаружив лорда Базеля в столь подходящей обстановке, Уэльс предпринял психологическую атаку, которая увенчалась успехом.
— Неужели вы серьезно думаете, что такая женщина, как вдовствующая герцогиня удовлетвориться мужем вроде вас? Вы всего лишь подобие мужчины, жалкий девственник, не знающий что делать в постели, который к тому же не обладает и крупицей интеллекта! Только подумайте, какие дети могут родиться от такого союза?
Эффекта, произведенного своими словами, лорд Уэльс никак не ожидал: лорд Базель, шмыгнув носом, разревелся как ребенок, которым, собственно говоря, и являлся в силу особенностей умственного развития, и убежал в свою комнату.
Сопроводив Мартинику всюду, где по ее мнению требовалось личное присутствие хозяйки, лорд Уэльс предложил ей прокатиться на лошадях. К его огромной радости, вдовствующая герцогиня согласилась. Колин был превосходным наездником, и прекрасно знал, что вид его в седле, лишил сна не одну женщину в Британии, но Мартиника, казалось, не обращала на него никакого внимания. Дав лошадям размяться, они пустили их рысью, и, прежде, чем те вымотали себя, перешли на медленный шаг, завязав непритязательную беседу.
— Судя по вашей выправке, вы были военным? — спросила его Мартиника.
— Да, достаточно долгое время.
— Почему ушли со службы?
— Я принимал участие в подавлении восстания сипаев в Индии, был ранен, неопасно. Но самую большую рану получила душа — моя жена погибла в результате волнений в стране, и я не мог больше там оставаться, — Колин не любил разговаривать на эту тему, но в данном случае эта страница его жизни могла сыграть ему на руку.
— Примите мои искренние соболезнования, — ответила ему Мартиника, взглянув на своего спутника по-новому. Тот промолчал в ответ, и продолжил смотреть в другую сторону.
Приблизившись к берегу озера, раскинувшегося в глубине поместья Шератон, путники спешились и привязали лошадей. Мартинике хотелось пройти вдоль берега, и полюбоваться видами. Она не часто бывала здесь, особенно учитывая количество дел, которыми ей приходилось заниматься последние годы. Сейчас она была даже рада, что ее сопровождал лорд Уэльс, потому что Лесли не умел ездить верхом. И хотя Мартиника испытывала к нему безотчетное недоверие из-за факта его родства с Клотильдой, понимала, что несправедливо переносить свою неприязнь к сестре на брата.