Лорд Уэльс слушал невнятные восклицания Мартиники, и его лицо постепенно вытягивалось от удивления. Наконец он решил прервать поток бессвязных слов вдовствующей герцогини:
— Прошу вас, только не говорите, что вы сейчас толкуете об Уорнере?!
При упоминании этого имени, Мартиника разревелась еще громче, хотя казалось, что это невозможно. А Уэльс утвердился в своих подозрениях:
— Вот шельмец! Как у него это получилось провернуть, просто у меня перед носом, а я даже ничего не заметил! И ведь она, то и дело заводила разговоры об этом негоднике, но я даже помыслить не мог, что он так далеко зашел…
Казалось, Колин только сейчас заметил, что почти все свои размышления озвучил вслух. Грегори и Мэри с непониманием смотрели уже не только на Мартинику, но и на лорда Уэльса.
— Может кто-нибудь объяснит, что здесь происходит! — требовательно воскликнула Мэри, взирая на все еще всхлипывающую подругу и растерянного Уэльса.
Мартиника пыталась заговорить, но у нее не хватало дыхания — из ее рта вылетали только нечленораздельные звуки. Потому Мэри воззрилась на Колина, призывая его к ответу.
— Я толком сам ничего не знаю, просто предполагаю, что наша вдовствующая герцогиня рыдает так об Уорнере, который скоропалительно покинул наше общество чуть больше месяца назад. Что именно между ними произошло, я не знаю, могу только догадываться. Но мой дорогой друг, весьма способный в вопросах соблазнения неприступных женщин, — сказав это, лорд Уэльс с выражением сожаления посмотрел в сторону Грегори.
— Мартиника, сейчас же успокойся и расскажи, что произошло! Не то, богом клянусь, мне придется влепить тебе пощёчину, чтобы прекратить этот фарс, — почти крикнул лорд Кентервиль, которому надоели бессвязные женские стенания.
— Паркер должен был вернуться, чтобы сделать мне предложение… официально… но его все еще нет… а теперь, когда я богата… а он беден как церковная мышь, он не согласиться… он гордый… — с трудом произнесла Мартиника, пытаясь взять себя в руки. Дневное происшествие с Ландманом вывело девушку из равновесия. В ее душе бушевала буря эмоций, с которыми она была не в состоянии справиться, что и вылилось в неконтролируемую истерику.
Лорд Уэльс, вставший со своего места, и прошедший к окну, где ранее стоял Грегори, разразился почти истерическим хохотом:
— Кто беден? Уорнер? Я полгода живу за его счет, ни в чем особо не отказывая себе, а он терпит мое общество без каких-либо попыток вернуть долги. Паркер снимает огромную квартиру в самом фешенебельном районе Лондона, и поверьте, еще ни разу меня там не подстерегали судебные приставы, идущие по следам должника… Если он и церковная мышь, то как минимум где-то в Ватикане.
Мартиника прекратила рыдания, и воззрилась на Уэльса:
— Вы хотите сказать, что он меня обманул?
— Что касается своего благосостояния — да, — ответил ей Колин, и нехотя продолжил — не могу отвечать за другие его слова.
— Что за… — воскликнул Грегори, выглядывая из-за плеча лорда Уэльса в окно, на его возглас все присутствующие повернули головы в том же направление. Во дворе Шератона перед самым крыльцом, где еще несколькими минутами ранее стояла двуколка поверенных, красовалась карета с королевским гербом, из которой вышло двое молодых мужчин. Однако посетителей никто не успел рассмотреть, потому все с любопытством разглядывали визитную карточку, которую минутой позже принес в гостиную дворецкий. Надпись, нанесенная на ней золотым тиснением, гласила: «Герцог Кембриджский».
Глава 27
Мартиника осторожно промокнула слезы своим платком, Грегори и Мэри постарались принять более спокойный вид, а лорд Уэльс отошел подальше от окна, стараясь придать своему лицу как можно более благородное выражение.
— Пригласи гостей сюда, — велела вдовствующая герцогиня, понимая, что особу королевской крови заставлять ждать неподобающе. Пусть Мартиника и теряется в догадках, что могло герцога привести в Шератон, но соблюсти правила приличия обязана в любом случае.
Все в ожидании взирали на двери гостиной, когда она отворилась, и дворецкий пропустил в комнату мистера Уорнера и низенького черноволосого молодого человека, следовавшего за ним. Поправ все нормы приличия, Мартиника вскочила со своего места и моментально бросилась на шею Паркеру, осыпая его лицо поцелуями. Тот, недолго думая, обхватил ее руками и как можно крепче прижал к себе.
— Как я рада тебя видеть… — восклицала Мартиника, не в силах оторваться от Уорнера. Но потом, вспомнив таки о правилах хорошего тона, девушка отступила на шаг от Паркера и обернулась в сторону молодого человека вошедшего с ним:
— Прошу прощения, ваше высочество, за мое неблаговидное поведение, — говорила Мартиника, скромно потупив глаза и сделав глубокий реверанс, — просто я потеряла голову от ожидания своего возлюбленного, потому и веду себя так невежливо.
Темноволосый молодой человек залился краской смущения, и непонимающим взглядом воззрился на мистера Уорнера.
— Кхм… Мартиника, — окликнул ее Паркер, привлекая внимание, — позволь представить тебе мистера Гордона, поверенного моей семьи.
Девушка переводила не понимающий взгляд с Паркера на темноволосого молодого человека и обратно, непроизвольно хмуря брови от мыслей, которые начали проясняться у нее в голове. В этот момент раздался голос Мэри:
— Но если это мистер Гордон, то кто же тогда герцог Кембриджский?!
Грегори и лорд Уэльс одновременно обернулись в ее сторону, а Паркер, улыбаясь своей искренней улыбкой, ответил:
— Позвольте еще раз представиться, Август Теодор Паркер Уорнер, принц Великобритании, герцог Кембриджский, пятый сын ее величества королевы Виктории.
У Мартиники, которая в этот момент стояла рядом с Уорнером, подкосились ноги, однако Паркер обнял ее за талию и удержал на месте, крепко прижав девушку к себе.
— Однако, ваше высочество, вы плут каких я еще не видывал, — произнес с улыбкой лорд Уэльс, — Надеюсь, меня не посадят в Тауэр за столь нелестное обращение?
— Боюсь, что все места там забронированы на ближайший год, — произнес Паркер, ухмыляясь, но тут же добавил — Что касается неофициального общения, я такой же каким и был раньше.
И тут же протянул ему свободную руку для рукопожатия.
— Но зачем? Почему? Как? — только и смогла выдавить из себя Мэри. Грегори пребывал в замешательстве, молча наблюдая за разыгрываемой в гостиной сценой.
— Я десятый ребенок в нашей семье, который родился после смерти своего отца. Королева пребывала в депрессии из-за потери своего горячо любимого супруга, всем широко известен факт преклонения моей матери перед принцом-консортом Альбертом. Когда я подрос, обнаружилось, что являюсь точно копией отца — что незамедлительно сказалось на моем статусе: я стал любимчиком своей матери. Именно это послужило причиной той свободы, которой я пользовался с юных лет, в отличие от своих старших братьев и сестер. Меня никогда не принуждали делать то, что мне не хотелось, даже когда это касалось светской жизни. Я не учился в военном училище, мне не прочили династический брак, я мог уклоняться от официальных скучных мероприятий. Чтобы оправдать такое своеволие, меня отправили учиться за границу, при этом мне захотелось воспользоваться псевдонимом. Из соображений безопасности, моя семья не протестовала, а наоборот позаботилась обо всех необходимых документах на новое имя. Так появился на свет мистер Паркер Уорнер.
И, о чудо! Отношение людей ко мне сразу поменялось: из настороженного или подобострастного, оно стало нейтральным. Я смог больше времени уделять непосредственно обучению, а не скучным официальным мероприятиям. Я мог безнаказанно проказничать со студентами, а, будучи пойманным, меня наказывали по всей строгости закона. Занимаясь боксом, со мной не тренировались вполсилы, опасаясь травмировать члена королевской семьи, что позволило мне отточить навыки кулачного боя.