Тем временем мистер Пибоди приступил к оглашению последней воли покойного. Как обычно, первыми озвучивались самые незначимые суммы и вещи, но постепенно стоимость завещанного имущества возрастала, если только у покойного не возникало каких-либо других мотивов поменять порядок. Шло монотонное перечисление, из него Мартиника узнала, что гардероб Сомерсет завещал своему камердинеру, малый был ошарашен не меньше ее, видимо он никак не ожидал, что и после смерти герцога ему не отделаться от костюмов его светлости.
«Ну, ничего, продаст камзолы и рубашки моего мужа, и неплохо заработает, поскольку покойный одевался исключительно у лучших лондонских портных, пусть фасон значительно устарел, но качество ткани останется на высоте долгие годы».
Миссис Пруденс получила маленькое содержание, которого вполне хватило бы на жизнь, реши она удалиться от дел.
«Зная старушку Пруденс, она продолжит мести полы в этом доме, пока в состоянии встать с постели и пройти хоть несколько шагов».
Лорд Джаспер получил в наследство приличную денежную сумму и лучшего арабского скакуна, которого герцог приобрел незадолго до первого апоплексического удара, пока еще был в состоянии увлекаться лошадьми и верховой ездой.
«Что ж, лучшего хозяина, чем Джаспер, для Бонифация трудно пожелать».
Мэри были завещаны драгоценности ее матери, первой жены герцога Сомерсета.
«Правильно! Я все равно к ним даже не прикасалась, и вряд ли бы прикоснулась, останься они в моем распоряжении, скорее всего, подарила бы их Мэри».
Не забыл покойный герцог и о леди Базель с ее младшим сыном, оставив им вполне приличную сумму, так что та даже крякнула от удовольствия, услышав этот факт. Сыночек ее, лишь непонятливо улыбнулся, взирая на дражайшую матушку. Старшие ее сыновья в завещании упомянуты не были, но ее беспокоила судьба лорда Лесли. Природа не одарила его умом, а родившись в семье шестым сыном, у него не было никаких шансов получить родовое наследство. Отец не оставил Лесли ничего, считая его «ошибкой», потому все это время леди Базель с сыном жили за счет родственников, которые с каждым годом терпели их все менее охотно.
— Нынешней герцогине Сомерсет, Клотильде, в девичестве леди Уэльс, завещаю кота Отелло, проживающего в кухне имения Шератон… — монотонно бубнил мистер Пибоди. Но при этих словах Мэри прыснула от смеха, а Мартиника еле сдержалась, чтоб не последовать ее примеру. Отелло был приблудным котом, с очень вредным характером. Постоянно стаскивал с кухни лучшие куски мяса или ветчины, как бы хорошо их не спрятали, при этом полностью отказывался охотиться на мышей, которые уничтожали то, на что сам кот не позарился. При появлении животного в поместье было предпринято множество попыток отвадить его, но ни одна из них не увенчалась успехом, на убийство кота идти не хотелось. В итоге, Отелло стал визитной карточкой кухни Шератона, его решили кормить, дабы уменьшить наносимый им урон. Будучи сытым, Отелло не растаскивал продукты. Видимо герцог, решил предпринять последнюю попытку избавиться от хвостатого чудовища, и выбрал достойную его по вредности хозяйку. Сама Клотильда при этих словах стала пунцово-красного цвета, но сдержалась и ничего не сказала вслух.
«Видимо вечером в голубой комнате разразиться скандал», — подумалось Мартинике. Она чувствовала негативное отношение к ней жены Эммета, хотя та ни разу не позволила себе вольностей в ее присутствии. Однако сплетни, распускаемые Клотильдой за спиной герцогини, порой доходили до ее ведома, и только подтверждали уверенность Мартиники в том, что не зря она невзлюбила свою будущую невестку с первого взгляда.
— Моему старшему сыну, Эммету, нынешнему герцогу Сомерсету, итак досталось родовое поместье с прилегающими землями, потому считаю его достаточно богатым человеком, способным обеспечить себя, жену и как минимум десятерых ребятишек. В память обо мне оставляю ему свой золотой перстень с рубином и всех охотничьих борзых. Мне рассказывали, что после женитьбы мой сын все чаще стал пропадать на охоте, потому я хотел бы поддержать его рвение как можно реже бывать дома, — все тем же монотонным голосом читал вслух поверенный. На этих словах голос его сорвался, и он сделал паузу, потянувшись за стаканом с водой. Мартиника же представила в каком расположении духа находился покойный, когда диктовал завещание мистеру Пибоди. Она видела чертиков, которые плясали в глазах пожилого герцога, который так же не одобрял выбор своего старшего сына, как и вся остальная семья, даже наивная Мэри чувствовала себя неуютно в обществе леди Уэльс. Но Эммет был молод, Клотильда красива и безупречна во всех отношениях. Достойная невеста, которая в итоге оказалась весьма сварливой женой, и к тому же никак не могла произвести на свет наследника. Последнее, возможно, и было главной причиной склочного характера новоиспеченной герцогини Сомерсет.
Клотильда стала еще более пунцовой, чем минутой ранее, хотя казалось, что это невозможно. На месте ее удерживал лишь тот факт, что до сих пор неизвестно, кому в итоге останется львиная доля доходов от акций герцога и Шератон. Но, так как в завещании все еще не была упомянута только Мартиника, она, сцепив зубы, ждала, подтвердятся ли самые страшные ее опасения.
Мэри спокойно вздохнула и, наклонив к Мартинике голову, прошептала:
— Вот видишь, отец оставил Шератон тебе! Нечего было бояться, глупенькая.
— Этого еще не объявили, Мэри.
— Ну и что? Из близких не упомянута только ты, а из нераспределенного наследства Шератон и какие-то акции. Я уверена, что отец не мог оставить это кому-либо другому.
— Тише! Сейчас все узнаем, — перебила Мартиника, видя, что поверенный снова протянул руку к завещанию.
Мистер Пибоди, сделал глубокий вдох, и бросил извиняющийся взгляд в сторону Мартиники. Или ей это показалось?
— Моей супруге, вдовствующей герцогине Сомерсет, я оставляю все мои акции и паи в коммерческих проектах, а так же Шератон со всеми прилегающими землями… — и не успела Мартиника выдохнуть от облегчения, как поверенный продолжил далее:
— Но только в случае, если по истечении трех месяцев с момента моей смерти она обручится, и в последствие выйдет замуж, причем мужем ее должен стать человек, не старше тридцати пяти лет от роду. Я знаю, как вы мучились со мною, моя дорогая, немощным и больным. Знаю, что слишком долго я продержал вас в своих оковах. Потому хочу, чтобы вы были счастливы и узнали, как хорошо быть молодой и полной сил. Я не желаю, чтобы вам досаждали престарелые прощелыги, которые гоняться за молодостью исключительно для того, чтоб посадить ее под замок своей старости, не в силах предложить взамен то, чего вы были лишены все эти годы жизни со мной. В виду условий своего завещания, я обязую свою семью соблюдать траур по мне не более недели, ровно столько нужно, чтобы мое самолюбие не было посмертно ущемлено, а так же я считаю, что черный цвет ужасно не идет моим дражайшим дамам, и Мэри не выдержит дольше без своих небесно-голубых платьев. В случае невыполнения вышеуказанного условия, вдовствующая герцогиня Сомерсет лишается права на какое-либо наследство. Акции, паи и Шератон будут проданы с торгов, а вырученные деньги переданы в фонд сестер милосердия. Я знаю, моя дорогая Мартиника, что вы довольно несговорчивый человек, потому мне не остается другого выхода, как просто не оставить вам выбора.
После этих слов краска схлынула с лица вдовствующей герцогини, а в зале повисла гробовая тишина.
«По истине, если бы мой дражайший супруг был жив, он насладился бы эффектом, который произвели его слова», — пронеслось у девушки в голове, прежде чем она потеряла сознание.
Глава 4
— Это уму непостижимо! — воскликнула Клотильда, меряя своими жесткими шагами на этот раз пространство главной гостиной, где собрались на семейный совет ближайшие родственники покойного герцога. В виду женитьбы ее сына на леди Мэри, графиня Кентервиль также была допущена к обсуждению, хотя ее супруг и дочери предпочли удалиться и никого не смущать своим присутствием. Леди Базель и всюду следующий за ней по пятам лорд Лесли, увязались за остальными, и никто не нашел в себе сил воспрепятствовать им.