Все в ожидании воззрились на дверь в гостиную, которую спустя минуту отворил дворецкий и доложил о приезде мистера Пибоди.
— Приглашай его немедленно сюда! — сообщил Грегори, понимая, что Мартиника все еще пребывает в прострации, — Необходимо выяснить, что происходит, как можно раньше!
Поверенный замешкался при входе, не ожидая увидеть в комнате такое количество гостей.
— Добрый день, мистер Пибоди, — обратился к нему Эммет, — проходите же. Мы все с нетерпением ждем, какие новости вы нам принесли.
— Добрый день, ваша светлость! Но я думал, что мне дадут встретиться с ее светлостью, вдовствующей герцогиней Сомерсет, наедине… — замялся он, произнося эти слова.
— Боюсь это невозможно, — произнес Грегори, понимая, что Мартиника не сможет сейчас принимать какие-либо решения, — Герцогиня сегодня находится в несколько напряженном состоянии духа, потому не способна вести конфиденциальные деловые беседы.
Мистер Пибоди вопросительно взглянул на молодую вдову, глаза и нос которой предательски раскраснелись, а слезы на щеках еще не успели высохнуть:
— Вы можете все сообщить в присутствии моих родственников, я не имею ничего против.
— Как скажете, ваша светлость, — при этих словах он пригласил войти в гостиную мужчину, с которым приехал: — Позвольте представить вам мистера Вагнера, поверенного покойного герцога Сомерсета из Лондона.
Морщинистый человек в черном учтиво поклонился:
— Весьма рад познакомиться с вами, ваша светлость, — Мартиника ответила кивком на его приветствие, и заметно напряглась в лице.
Тем временем мистер Вагнер продолжил:
— Ваш покойный супруг оставил мне распоряжение сегодня связаться с его поверенным в Кентербери, мистером Пибоди, чтобы я в его присутствии, и присутствии двух свидетелей зачитал вторую часть завещания его светлости. Если вы согласны, я могу огласить завещание и при большем количестве людей.
— Приступайте, — произнесла Мартиника, напрягаясь от того, что еще за сюрприз приготовил ей Сомерсет.
Мистер Вагнер, достал небольшой конверт из своего портфеля, скрепленный гербовой печатью, все это происходило в полнейшей тишине, поскольку никто из гостей не издавал ни звука в ожидании.
Вскрыв печать, он развернул листок, и, прокашлявшись, начал читать:
«Я знаю, что вы моя дорогая супруга изрядно помучились, принимая ухаживания, столь большого количества джентльментов. Надеюсь, вы успели блеснуть на всех лондонских приемах, и многие мужчины не могли заснуть, вспоминая ваш образ.
Я хочу объясниться: мое предыдущее требование было продиктовано исключительно любовью к вам. Мне хотелось, чтобы вы почувствовали себя желанной и красивой, чтобы могли выбирать. Я хотел дать вам все, чего вы были лишены в своей молодости и во время брака со мной.
Однако, если у вас, дорогая Мартиника, возникают хоть какие-либо сомнения относительно правильности своего выбора — расторгайте к черту свою помолвку! Устраивайте скандал в обществе, но ни в коем случае не идите на компромисс с самой собой. Я оставляю вам Шератон и все прилегающие к нему земли, мои акции и паи в коммерческих проектах без каких-либо условий. Это завещание аннулирует предыдущее, поскольку датировано более поздним числом и моему лондонскому поверенному оставлены все необходимые распоряжения. С любовью, герцог Сомерсет».
— Слава богу! — облегченно воскликнул Грегори.
— Я знала, что отец не мог поступить дурно! — вскрикнула тут же Мэри, и счастливо обняла Мартинику, которая продолжала сидеть без движения.
Лорд Уэльс грустно улыбнулся, а взглянув на разочарованную мину своей сестры, не удержался от громкого хохота.
— Что ж, так будет лучше, — спокойно заключил Эммет, предотвращая любые комментарии своей супруги.
Поверенных пригласили отобедать в поместье, но те вежливо отказались и покинули Шератон. Остальные гости также поочередно покинули гостиную, занявшись своими интересами.
Мартиника осталась в гостиной вместе с Мэри, Колином и Грегори. Леди Кентервиль не находила себе места от счастья, что все так хорошо устроилось. Лорд Уэльс все еще надеялся на успех своего мероприятия, рассчитывая на очевидную склонность в последние недели к нему вдовствующей герцогини. Грегори боялся оставить молодую вдову одну, поскольку опасался, что она еще не отошла полностью от дневного происшествия, а его супруга, которая вне себя от радости, не замечает ее напряженного состояния.
И действительно, не успела за Софией с Маргаритой, которые последними покидали гостиную, закрыться дверь, как Мартиника громко разревелась, несчастно восклицая, что все кончено!