Ребята в сараe нарeзали еловых вeток, натаскали сeна, достали фонарик и кроют. Вродe, как свое логово. Не этая коммуна, что-б ее. Человeк их с двадцать было. А комендант, значит, приказал солдату стать с кишкой в дверь и ну поливать их водой. Стоит тот в дверях, никого не пускает и знай себe, льет. Я машину правлю, а сердце так и мучается. А этот жидюга хохочет... Ух...
Лицо Черви-Козыря все перекосилось, словно он сам попал под струю ледяной воды.
-- А ребята, сами знаете, как одeты. Рванье. Шкура видна. Ну и что-ж. Как прибeжали они всe потом в общежитiе, так прямо сосульки. Платье рeзать пришлось, 380 потому все обледенeло... Ну, что дальше-то и говорить? Результат ясный. Половина в ящик сыграло... Оно, конечно, какiе у нас тут ящики? -- гробы, то-есть... Просто яма...
А вы, вот, спрашиваете, почему злоба. Да тут рад бы ему всe кишки выпустить, да на его поганую рожу навертeть...
Лютая ненависть чувствовалась в голосe стараго вора.
Мститель
Как-то недeли через двe, когда я был дежурным по столовой, ко мнe подошел один из прiятелей. Он начал разговор о чем-то маловажном и, когда около нас никого не было, сказал шепотом:
-- Вас, дядя Боб, Черви-Козырь просит зайти.
-- А гдe он?
-- На дежурствe у рeчки.
Поздно вечером, когда кончилось мое дежурство, я поплелся на болото. Под одной из копен сидeл Черви-Козырь на собранном хворостe и, видимо, был очень обрадован моим приходом.
-- А чего же вы совсeм в стог не забрались? И тепло и комары не долeзут...
-- Да ну их к чорту... Сeно вeдь совсeм гнилое... Сколько лeт, может, стоит... Да и потом -- провeрка пройдет -- еще два наряда дополнительно дадут... А вы, т. Солоневич, спички принесли? "Баран" сказал?
-- Принес...
-- Ну вот, и ладно... Я вас тогда ужином угощу.
Черви-Козырь покопался в стогу и вытащил оттуда зайца.
-- Вот это здорово.. Откуда?
-- Ну мы, старые урканы, и в огнe не тонем, и в водe не горим!... А силки на что?... Тут этих зайцо`в видимо-невидимо... Потому -- охоты нeт. Чекистам время нeт, у них по другой дичи с наганов стрeльба. А у крестьян -откуда?... Ружей-то вeдь совeтская власть боится хуже чумы...
Часа через два, когда заяц был съeден, пожарник начал: 381
-- Дeло у меня к вам серьезное, т. Солоневич... Без вас мнe ни чхнуть, ни плюнуть... Я уж вам прямо скажу, потому вы не стукач. Смываться мнe пора...
-- На волю захотeлось?
-- Это как сказать... Трудкоммуны для меня вродe прiюта. Тут лучше всего скрываться, ежели за кормой нечисто. Притопаешь вот в такое гиблое мeсто и сейчас же к начальнику ГПУ. Так, мол, и так. Раскаялся в доску... Примите... Какой же им расчет не принять? Вeдь даровая сила... Вот у нас тут лыжная мастерская будет, да потом, говорят, и сапожная... Опять же ссыльных наберут. А там и спецов всяких есть... Ну и заработать, значит, можно на даровой силe.
-- Ну, это все понятно... Но почему вам в трудкоммунах скрываться?
Черви-Козырь пристально посмотрeл на меня. При слабом свeтe нашего маленькаго костра я опять замeтил, как его лицо сжалось в какой-то гримасe.
-- Да как... Долги плачу с процентами.
-- Кому это?
-- Да, вот, всeм своим благодeтелям... За все -- за жизнь исковерканную, за чахотку свою, за нос перебитый, за товарищей своих... За все плачу!... Уже есть "революцiонныя заслуги"... Ну, да это не к дeлу. Таких, как я -- с памятью, -- вездe хватает. Помните, может, Митьку с Одессы, безпалаго, который Соловки осeдлал?.. Тоже не забывает. Слухи были, что Новикова он все-таки подстерег... Ну, да вы сами, т. Солоневич, знаете, что с такими не цeлуются... А теперь я, значит, к вам за помощью... Вы там по городу часто ходите, во всe дырки можете влeзть. Достаньте мнe лаку, что артисты употребляют...
-- Ага... -- понял я. -- Бороду приклеить?
-- Ну да... Не впервой. Таким стариком задeлаюсь, что никакой пост ни по чем не догадается... А потом, там за Тайгой,36 на главной магистрали -это уже пустяк. Там в каждом карманe документ есть. Только выбирай...
-- А когда думаете бeжать?
-- Да скоро... Вот, дeльце одно есть... Незаконченное...
36 Желeзнодорожная станцiя.
382
Маленькiй эпизод большой борьбы
Через недeлю послe этого разговора, по случаю какого-то революцiоннаго праздника у нас, в Трудкоммунe, состоялся торжественный митинг. В верхней залe мельницы были собраны коммунары и гости. С рeчами выступали представители всяких организацiй: Горкома, Горисполкома, Наробраза и, конечно, отдeла ГПУ. Говорилось о "перековкe", воспитанiи, исправленiи, о том, что труд в СССР "дeло чести, дeло славы, дeло доблести и геройства". Были призывы "поднять производительность труда", под испытанным руководством дзержинцев-чекистов идти вперед к свeтлому будущему коммунизма, исправлять ошибки "стараго проклятаго прошлаго", ну и прочее.
В едва освeщенном залe сидeло около тысячи безпризорников и воров и по привычкe молчаливо слушало рeчи. Потом жидко спeли "Интернацiонал" и стали расходиться.
Гостей усадили на повозки, и лошади тронулись. Я направился в каптерку посмотрeть на раскладку продуктов на слeдующiй день. Насчет арифметики коммунары были слабы...
Минут через 10 откуда-то донеслись крики. Потом в комнату вбeжал "Баран".
-- Т. Солоневич, идите туда... Убили кого-то...
Невдалекe, у конюшни собралась кучка ребят. Когда я подбeгал к ней, там чиркнула спичка, и до моего слуха донеслись слова:
-- Ага... Одним гадом меньше!...
-- Вот это правильно!
-- Собакe собачья смерть!...
При моем приближенiи нeсколько ребят нырнули в темноту. Остальные разступились, но узнав меня, опять надвинулись тeсной стeной. Внизу на землe лежал и придушенно хрипeл какой-то человeк.
-- Кто это? -- спросил я.
Из кучки коммунаров мрачно и тихо отвeтили:
-- Комендант...
Вдали послышались новые голоса. С электрическими фонариками бeжали охранники. 383
-- Эй, разойдитесь... Кто тут?
Часть безпризорников беззвучно растаяла в темнотe. Остальные отодвинулись, словно отступили за стeну мрака, окружавшую освeщенное фонариками тeло.
-- А это кто?... Ах, это вы, Солоневич!.. Кого тут угробили?
-- Коменданта...
Раздались испуганныя восклицанiя. Двое охранников побeжали к Начальнику Коммуны, старому заслуженному чекисту, получившему этот пост "за выслугу лeт".
С оставшимися двумя мы перевернули коменданта на спину. Он был еще жив. На смертельно блeдном лицe с широко открытыми глазами судорожно пробeгали гримасы боли и злобы. На сжатых губах выступали пузырьки кровавой пeны. В боку торчала рукоятка глубоко всаженнаго финскаго ножа.
Раненый глухо стонал и пытался что-то сказать, но с его губ срывалось только невнятное бормотанiе.
-- Вот, пущай начальник придет, -- тихо сказал охранник. -- Он еще, может, сумeет сказать, кто это его саданул... И наган обрeзали, сволочи...
Я стоял на колeнях около раненаго, и в мозгу со страшной ясностью и быстротой мелькали догадки... Почему-то сразу вспомнилось напряженное, полное ненависти лицо Черви-Козыря, его разсказы о комендантe, его "неоконченное дeльце"... Потом мой взор упал на рукоятку ножа. Нож торчал как раз под седьмым ребром... и в п р а в о й половинe груди. Как раз так мог бы ударить только лeвша...
И в памяти молнiей пронеслась картина, как недавно у стога Черви-Козырь л e в о й рукой зажигал спичку...
Раненый опять забормотал. Охранники освeтили его лицо. Комендант почти беззвучно шевелил губами. Видно было, что он хочет что-то сказать. Порой слоги вырывались почти ясно.
У парадных дверей дома послышался шум, и появился свeт больших фонарей. Охранники поднялись для встрeчи начальства, и я с раненым остались в тeни. Надо было помeшать ему говорить...
Незамeтным движенiем я взялся за рукоятку глубоко всаженнаго ножа и потянул его из раны. 384
Мнe казалось, что я вижу, как освободились, прижатые сталью ножа, разрeзанные кровеносные сосуды, как из зiяющих отверстiй ключем стала бить горячая кровь, как стремительным потоком стала она заполнять полость легких, как в предсмертном томленiи бeшенно застучало сердце, как судорожно сжались мускулы груди в тщетной попыткe глотнуть свeжаго воздуха в наполненныя кровью легкiя...