Потом, словно догадавшись, что эта тема может быть выгодной для шутки, латыш криво ухмыльнулся.
-- Не трусьте, т. Солоневич. На этот раз оттуда на своих ногах выйдете.
Там, гдe ставят к стeнкe
Большой полутемный подвал метров около 30. Группа представителей почти вся здeсь. Начальник отдeла ГПУ, низенькiй расторопный чекист Мальцев, бeгает, покрикивает и суетится. Он как-то не производит впечатлeнiя начальника: шутит, балагурит и фамильярничает. Если бы я не знал его "подвигов" подвальнаго типа, да не его подленькая улыбочка, -- можно было бы подумать: "рубаха-парень".
Я представляюсь ему, как представитель СФК. 389
-- Ладно, ладно, -- отмахивается он, направляясь дальше. А потом, словно вспомнив:
-- Да вы вeдь адмссыльный?
-- Да.
-- Ну, вот и хорошо... Картинка очинно даже для вас пользительная. -- И Мальцев широко ухмыляется, оскаливая желтые зубы. Глаза его совсeм превращаются в щелочки.
-- Почему полезно?
-- Для провeтриванья мозгов... Да и что-б не забывать кой-чего!.. Тут у нас есть слабонервный один. Знакомый ваш. -- Крутых!.. Эй, Крутых!..
Из кучки людей вышел Мишка.
-- Есть, товарищ Начальник...
-- Ага, вот футболисты наши... Ха-ха-ха!.. Поразскажь-ка Солоневичу, как это из этого подвала святыя души на крылышках на тот свeт уносятся... Ха-ха-ха... Вона под той стeнкой, гдe мишени будут стоять. Крутых, тут тебe, вот, самая тренировочка будет... С тебя покеда стрeлок и чекист хрeнова-а-атый... Тренировка, бра-тишечка, тренировка самое важнецкое дeло!..
И веселый чекист побeжал дальше.
Но мы ни о чем не разговаривали.
___
Недeли через три-четыре я поздно вечером возвращался к себe домой. В городe было совсeм темно. Окраинныя улицы тонули в грязи, и я с трудом осторожно шел по узеньким деревянным мосткам у покосившихся заборов.
Навстрeчу мнe, пошатываясь, тяжело шлепал по лужам высокiй, коренастый человeк. Видя, что он и на узких досочках троттуара не тверд, я отступил в сторону, чтобы дать ему дорогу.
Что-то бормоча пьяным языком, человeк прошел мимо, но потом внезапно обернулся...
-- Солоневич, ты?
Я узнал Мишку Крутых. Он облапил меня и стал сердечно цeловать, обдавая водочным перегаром.
Я хотeл отвязаться от него и уйти, но Мишка взял меня под руку. 390
-- Да ты не уходи, Солоневич... Не вороти морды... Думаешь -- чекист, сукин сын, ангидрит его перекись марганца... Думаешь -- в крови замаран Мишка... Палач!.. Душегубец!..
Сквозь пьяныя нотки его голоса прозвучала глубокая боль человeческой души.
-- Не плитуй, Солоневич... Погоди. Тута, вот, скамеечка под забором... Посидим... Да ты не смотри, что я пьяный... Потому, брат, и пью, что душа просит.
-- Так ты же раньше не пил, Мишка!
-- Так то раньше!.. -- Голос комсомольца словно взорвался в истерикe. -- Раньше я, брат, человeком был... И думал, человeком и останусь... А вот, братишка, чекистом сдeлали... У меня все изболeло, а они смeются... Гады ползучiе... Помнишь, Мальцев этот?.. Знаешь, как он людей-то разстрeливает?.. Не сразу... А с шуточками, прибауточками, со смeшками... О-о-о-о-о!..
-- И тебя заставили? -- тихо спросил я.
Мишка повернул свое лицо ко мнe, и его широко открытые глаза с каким-то странно пустым выраженiем застыли на мнe. Нeсколько секунд он молчал.
-- Разстрeливал, браток... Заставили... Помнишь, тогда, как "Динамо" в первый раз играло, -- как раз наканунe и пришлось... Оттого-то я играть и не смог... В лежку лежал... Пьяный... Ежели-б не водка -- сам себя порeшил бы... Заставили... Куда дeнешься?.. Комсомолец -- чекист, говорят... Д о л ж о ` н... Вот в том подвалe... С автомобильными фонарями...
Мишка почти бредил. Он впился пальцами в мою руку и говорил, как во снe:
-- Поставили... Высокiй такой, борода, видать, сeдая, сeдая... Спиной стоял он... Руки сзади веревкой связаны и только дрожат, дрожат... А Мальцев смeется: "Ну-ка, Мишенька... сдай крещенiе... По живой человeческой падали первый выстрeл твой... Потеряй невинность свою, Мишенька, а то ненароком и сам туда встанешь"... А остальные смeются. Собрались, как в театр. И наган уже в рукe... Сeдая голова дрожит впереди...
Комсомолец разсказывал эту исторiю с таким реализмом, что я невольно вздрагивал. А он все сильнeе и 391 сильнeе сжимал мою руку и продолжал медленно напряженным голосом:
-- А мальцевскiе глаза так и сверлят, так и жгут... "Плюнь, говорит, в него, Мишенька, пролетарским свинцом!.. Бахни, Мишенька... Ну-ка, согни пальчик!" У-у... Змeя... Не знаю... Убей меня Бог, не знаю, как рука поднялась. Как во снe было. А потом откуда-то голос дошел: "Ничего, ничего, Мишенька! Мы добьем. Спервоначалу оно никогда чисто не выходит. Молодец, паря!" И опять выстрeлы...
Голос комсомольца прервался каким-то судорожным глухим рыданiем. Он схватил себя за голову и пробормотал.
-- У-у-у... Гады! Iуды проклятые! Душу мою искровянили! -- И внезапно сорвавшись со скамейки, он бросился от меня, слeпо шагая по лужам и грязи.
Я остался сидeть, подавленный трагичностью его разсказа и своим безсилiем.
___
Больше Мишу Крутых я никогда не видeл. На мои вопросы о его судьбe динамовцы отмалчивались.
Перековка
"Мы, дeти страшных лeт Россiи,
Забыть не в силах ничего"...
В один из суровых дней, когда мороз был ниже 50 градусов и дышать колющим ледяным воздухом можно было только сквозь шерстяную рукавицу, я встрeтил кiевлянина Ледю. Он был в мeховой шапкe, сапогах из оленьяго мeха, с небритым измученным лицом:
-- Как это вас сюда занесло?
-- Да, вот, из Турухана... Два года там отбыл...
-- Далеко на сeверe?
-- У чорта на куличках... Полторы тысячи километров... В тундрe... Там только одни якуты со своими оленями. Привезли, выгрузили и бросили -- живи, как знаешь. На мое счастье, в том кочевьe еще один ссыльный был, священник из Харькова -- он помог мнe. А то хоть ложись под чумом и подыхай... 392
-- Чeм же вы там занимались?
Высланная казачья семья. Сотни тысяч семейств крестьян и казаков привозили на далекiй сeвер и выбрасывали на произвол судьбы...
-- Да, вот, вмeстe с батей помогали якутам этим с оленями возиться, да охотиться... Да еще грамотe пытались учить и медициной заниматься... Ну, дядя Боб, и доисторическая же жизнь там!.. Вeрите ли, больше года мыла не видал... 393
-- А из молодежи там никого не встрeчали?
-- Была одна дeвушка, кажется, скаут из Крыма... Но верстах в 300, да я тогда и не знал...
-- Не знаете, что с ней?
-- Чекист, который меня вез сюда, говорил, что умерла: туберкулез. Еще бы! С юга дeвушка, лeт, кажется, 16-17... В полярной дырe, да без питанiя...
Я разсказал Ледe свои новости. Он печально покачал головой.
-- Ну, ну, не думал я, что ребят так здорово давнут... По Кiеву, кажется, человeк около 20 арестовали... Но кого куда выперли -- право не знаю... Вот, жду Лиду, она, может быть, знает...
-- А она прieдет сюда?
-- Да я же, дядя Боб, женился на ней! Покорила она мое сердце веселостью своей, да задором... Да, вот, около года только прожил семьей...
-- Ну, так вам нечего Бога гнeвить... А я, вот, только мeсяцев что-то четыре или пять...
-- Как? -- просiял Ледя. -- Вы тоже женились?
-- Был такой грeх, Ледя. За меня наша Ирина имeла несчастье выйти замуж.
-- Вот это здорово! -- искренно обрадовался Ледя. -- Подходящая пара... Но почему же "несчастье"?
Я посмотрeл на него и невесело улыбнулся...
-- Да... да... -- понял он. -- Паршивая наша судьба... Да и дeвчат наших -- тоже... Эх, что и говорить, попались мы в передeлку, дядя Боб!.. Ну, конечно же, вы правы были тогда, послe похорон знамени... Нам-то уж жизнь на что яснeй доказала -- нужно быть или с ними, или против них... С ними -- с души воротит. Значит -- против... Так вот и выходит: из какой-нибудь сотни молодежи штук 5-6 на их сторону становятся, а остальные так или иначе против. Нeкоторые пассивно -- вродe тихаго саботажа, а другiе покрeпче... А сколько молодежи в тюрьмах! Да и пострeливают ребята здорово... Чeм их теперь напугаешь?.. Всякiе антисовeтскiя группировки, как грибы, растут. Их вылавливают, а они опять.