Вернемся к фигуре Тимченко. Он назначил своего старого знакомого, ныне покойного, тоже строителя, — Черных Ивана Федоровича — руководить этой работой. Иван Федорович собрал нас, молодежь. По вечерам мы приходили туда и делали какую‑то черновую работу. Иван Федорович получал в кассе деньги, покупал нам бутерброды. Никаких других вариантов участия в жизни церкви у нас не было.
Хотелось бы также вспомнить Артура Иосифовича Мицкевича (1901–1988), дедушку Петра Мицкевича. Он работал заместителем генерального секретаря ВСЕХБ и его казначеем. Родом он был из города Ковно (Каунас) в Литве, семья была баптистской. В юном возрасте обратился ко Христу, крещение по вере принял в 1918 году. Был председателем вятского отдела ВСЕХБ, старшим пресвитером по Нижегородской, Вятской, Пермской областям и Удмуртской АССР. Был осужден на три года в 1934 году и провел в тюрьме три года. В 1942 году опять был осужден — на 10 лет, был отправлен в Барнаул. В 1966 году был переведен в Москву в качестве заместителя генерального секретаря ВСЕХБ. С 1974 года трудился казначеем ВСЕХБ. Участвовал в организации Заочных Библейских курсов. Избирался в исполком Всемирного союза баптистов. Он был неплохим проповедником, его можно было послушать. Как к казначею, к нему в кабинет стояли очереди. Он выдавал деньги за сделанные работы, а также у него была возможность выделить для покупки Библию или песенник. Для этого писалось заявление, и он его визировал.
Он взял на работу «молодого» Мицкевича — Вальтера. Я помню его начинающим служителем. Он, кажется, работал в отделе писем. Письма приходили со всего СССР. Не знаю, какого они были содержания, но работал с ними целый отдел. Вскоре он уехал на учебу в семинарию. Отъезд на учебу заграницу для молодежи церкви означал, что человек — соглашатель и неблагонадежен. Потом он вернулся и продолжил работу в Союзе баптистов. Он был старшим пресвитером ряда областей. Честно говоря, в чем состояла его работа было не очень понятно. Его семья, жена, сын Петя, дочь Марина жили в Салтыковке, чуть ли не на одной улице с Жидковым. В сознании рядовых членов церкви это был удел небожителей — жить в Салтыковке, в своем доме. С семьей Вальтера Артуровича мы познакомились ближе на различных мероприятиях. Сам «молодой» Мицкевич прошел определенный путь служения в Союзе баптистов. Не могу сказать ничего предосудительного о его служении, нас всегда связывали добрые отношения. Его дети влились в группу, которой руководил я. Ко мне они относились хорошо. Помню, во время первого уголовного дела, которое против меня возбудили: за спевку, на улице Широкой, Вальтер Мицкевич ходил в прокуратуру и там сказал какие‑то добрые слова обо мне. Следователь учел их, то, что церковь зарегистрирована, то, что официально издается журнал «Братский вестник», а значит разрешено воспитание молодого поколения верующих. Дело было закрыто.
Следующий раз я столкнулся с Вальтером Мицкевичем в начале 1986 года. Меня, заключенного, перевели в Тамбовскую область. Там я мог выходить из так называемой спецкомендатуры на волю и посещать церковь евангельских христиан–баптистов в городе Моршанске. Старшим пресвитером Тамбовской области как раз и был Вальтер Артурович Мицкевич. Он управлял делами своей области из Москвы. Власти, конечно, тщательно контролировали мои церковные посещения и участие в собраниях. Из‑за ряда неприятностей, вызванными моей активностью, меня перевели из Моршанска в город Уварово, где, кроме престарелой сестры во Христе, баптистской общины не было. В Моршанске около года жила и училась в школе некоторое время Аня, моя третья дочь. Но властям это не нравилось. Меня перевели, а дочь осталась. Прошли годы, мне однажды позвонил Вальтер Артурович и попросил о встрече. Он во время разговора извинился за свое поведение, пока я находился в Моршанске. Я не сразу понял, о чем шла речь. Тем не менее я с благодарностью воспринял этот жест. Мы до сих пор иногда видимся, он встречает меня улыбкой.
Артур Иосифович тоже питал ко мне добрые чувства. Я несколько раз бывал у них дома. Я бы не сказал, что он активно защищал молодежь. Правда, отличие от других руководителей ВСЕХБ состояло в том, что вся династия была верующей. Я ничего не знаю о семье Сергея Трофимовича Тимченко.
Еще хотелось бы вспомнить о Леониде Федоровиче Ткаченко, регенте хора Московской церкви. Его отец Ф. Г. Ткаченко трудился в 20–е годы XX века еще в доме молитвы на Сретенке в Москве. Леонид Федорович Ткаченко переехал в Москву из Одессы в 1955 году. В 1986 году с его участием вышел альбом с записями ведущих хоров церквей евангельских христиан–баптистов. В альбом вошли две пластинки с произведениями классической духовной музыки и современных композиторов на русском, украинском, латышском и эстонском языках.
Он жил в другой части Москвы — по киевскому направлению. Я бывал у него дома несколько раз. В жизни церкви он занимал весьма заметное место. Кроме того, он входил в число четырех человек, отчисленных из английской семинарии. Решение об их учебе принималось на уровне Совета по делам религии. В группу вошли Вениамин Леонтьевич Федичкин, и еще двое братьев. Не помню точно их имен. Отец нашей христианской писательница Галины Красненковой. И еще четвертый. Но по возвращении были приняты меры. Были наказания. Правда, были и голоса в защиту. Был в то время в нашем братстве такой человек — Брайцев. Он сказал: «Ну что вы, братья, в Евангелии же есть притча про не плодную смоковницу. Ее надо обвести ручьем, обложить навозом.. Тогда можно говорить о плоде.». На что один из четырех отчисленных ответил: «Не знаю, как там с плодами, но навозом вы меня обложили здорово…». Эта фраза стала чем‑то вроде афоризма. Красненков после всех этих событий вышел из церкви, и так в нее уже не вернулся. Я просил его дочь, Галину, написать об этом. Она начала писать, но, насколько я знаю, не закончила. Как бы то ни было, но это событие еще долго жило в умах тех, кто не доверял руководству Московской церкви и ВСЕХБ. Ткаченко попал в число тех, кому мы не очень доверяли, наши интересы он никогда не отстаивал. Будучи председателем церковного совета, он часто попрекал молодежь и даже преследовал. Но был Ткаченко человеком талантливым, одаренным хорошим голосом. С этим именем связан был еще один длительный конфликт. Его мы так и называли — «дело Ткаченко». Солистка хора созналась, что он ею увлекался. Мы написали заявление руководству церкви и потребовали его отлучения. Была создана комиссия, ее возглавлял, по–моему, Чернопятов, пресвитер по Тульской области. Мы его недолюбливали. Его проповеди были слишком вкрадчивы. Он почитал начальство сверх всякой меры. Чернопятов возглавил эту комиссию, чтобы обелить Ткаченко. Его поставили на замечание на один год, и на это время отстранили от служения. Был громкий скандал. Думаю, многие хористы до сего дня ненавидят меня за то, что я тогда выступил против их регента. «С кем не бывает», — говорили многие из них. Это нас повергало в шок. Дело Ткаченко оставило след: он в прежней силе уже не восстановился. Его защищал и Жидков. Мы спрашивали его об этом. Почему он так поступал. Он отвечал словами Священного Писания: «Друг любит во всякое время». Для меня этот ответ стал образцом искренности и правильного отношения к дружбе. Василий Прокопьевич Федичкин, отец Саши Федичкина, тоже был членом этой комиссии. Они все прослушали ленту с признательными показаниями. Ее добыл Александр Батылин, знаменитый персонаж, о котором тоже надо будет сказать в отдельном рассказе. Помню, что Ткаченко доучивался в гамбургской семинарии. Часто приезжал в СССР с какой‑то женщиной, сотрудницей этой семинарии. Она играла но рояле, а Ткаченко пел на немецком. Посторонним были непонятны эти отношения. О жене Ткаченко особых воспоминаний не осталось. Дети у них, кажется, были. Но были ли они верующими, я сказать не могу. Мои воспоминания некоторые историки могут принять в штыки, но на то они и воспоминания. Если были слухи о чем‑то, я так и говорю.
После Ткаченко эстафету на посту председателя церковного совета принял Виталий Куликов. Он был мудрее, чем Ткаченко, вел себя с молодежью. Я его запомнил как человека длинного комплимента. Он при встрече говорил длинные витиеватые комплимента. Я их терпеть не мог, они мне казались неискренними. Он вел себя по–новому: был мастером компромисса, предпочитал договариваться. Он был правой рукой Бычкова. Его кабинет был напротив кабинета Бычкова, и своего рода сторожевым постом. Он занимался исключительно «Братским вестником». В то время он не был еще известным проповедником. Он преподавал на Библейских курсах. Я не могу ничего сказать о его заступничестве за молодежь. Он был все равно по другую сторону баррикад. Позже он работал ректором Семинарии евангельских христиан. На этом поприще они опять служили вместе с Бычковым. Я был у него несколько раз дома. Дети у него были, но тоже, кажется, неверующие. В. Г. Куликов — последний председатель церковного совета, исполоргана ВСЕХБ, который к радости многих почил наконец в бозе.