В своей книге Алексей Михайлович описал свой духовный путь. Покаяние его состоялось 6 ноября 1949 года в кругу друзей. В то время он был студентом института. Он рассказывает о двух встречах с сотрудниками КГБ, которые предложили сотрудничество с органами, в противном случае — тюрьма. Он отказывается, за что его, студента пятого курса, отличника, старосту, профорга и комсорга, отчисляют как сектанта. Он устраивается на работу техником–строителем в проектную контору, где работает 19 лет. Со временем контора становится Проектным институтом «Гипроавтотранс». Документацию в новых условиях надо было готовить на английском языке. Для этого Алексей Михайлович заканчивает вечерний факультет при Педагогическом институте иностранных языков. Но английский ему также нужен, чтобы читать религиозную литературу, в частности книги из личной библиотеки Ивана Степановича Проханова. После 19 лет работы на гражданской службе начальником отдела руководящие братья Московской баптистской церкви, в том числе и Александр Васильевич Карев, предложили ему перейти на работу во ВСЕХБ. Согласие Алексей Михайлович дал не сразу. Советовался с супругой. «Много лет ты работал на «кесаря», — сказала она, — теперь Бог тебя призывает, чтобы ты служил Ему». «Эти слова, — пишет Бычков, — я принял как от Господа».
Накануне своего сорокалетия ему было поручено сказать свою первую проповедь в МОЕХБ. Тема проповеди была: «Посему, подражайте мне, как я — Христу» (1 Кор. 14:16). «Со стороны Михаила Яковлевича Жидкова была критика по поводу сказанного. «Я понял и твердо решил больше и серьезнее изучать Слово Божье, — пишет Бычков, — и делать это необходимо с глубокой молитвой». В 1968 году, когда началась подготовка к открытию Заочных Библейских курсов, А. В. Карев поручил А. М. Бычкову подготовить учебник по христианской догматике. За основу была взята книга Роберта Эванса «Доктрины Библии». Сделанный Бычковым перевод был одобрен Каревым. Небольшое добавление в главе о грехопадении было сделано А. И. Мицкевичем.
1 июля 1969 года Алексей Михайлович вступил на новое духовное служение во ВСЕХБ. Братья поручили ему заниматься перепиской. Письма были весьма разнообразными: частными, церковными, семейными, жалобы и т. д. Этим отделом руководил А. В. Карев. Он сразу же поручил ему готовить проекты ответов, говоря: «Вникай в суть дела и ответ готовь, как маленькое послание братьям на местах, с любовью». По просьбе братьев А. М. Бычкову довелось делать переводы различных материалов с английского языка.
На съезде братства в 1969 году он был избран в члены Президиума ВСЕХБ, в мае 1970 года был рукоположен на пресвитерское служение Президентом Всемирного Союза баптистов У. Толбертом (Президентом Либерии) и И. Г. Ивановым. «С того дня Толберт, — пишет Бычков, — называл меня «Мой сын», а я его — «Мой отец».
22 декабря 1971 года, через месяц после смерти Александра Васильевича Карева, в Москве состоялся Пленум ВСЕХБ. Все выступавшие единодушно одобрили, выдвинутую Президиумом, кандидатуру А. М. Бычкова, и Пленум избрал его генеральным секретарем ВСЕХБ.
ГЛАВА 9. Воспоминания Николая Епишина
В армию я пошел верующим. Когда пришел домой из военкомата, мой брат увидел в моем личном деле слово «баптист». Его это возмутило, и он на этом слове расписался, так что слова «баптист» не стало видно.
Год службы прошел, и я начал говорить с сослуживцами о Христе, — к тому времени я уже был сержантом. Некоторые не сразу даже поверили, что я — верующий. Но вечерами у нас стали проходить диспуты. Второй сержант в моем отделении, хотя и не был верующим, но во время диспутов часто меня поддерживал. Два года прошли, я и приехал домой. Похоронил отца. После этого, в 1966 году, приехал в Москву.
Я знал про Центральную баптистскую церковь в Маловузовском переулке, ее посещал мой брат. Это была единственная протестантская церковь в Москве: туда ходили и пятидесятники, и субботники (адвентисты), и менониты, и методисты, и евангельские христиане, и баптисты. У каждой конфессии было свое руководство, свои домашние группы. Но единственной зарегистрированной церковью была баптистская церковь в Маловузовском переулке. Во вторник, четверг и воскресенье в церкви представители разных конфессий слышали единую проповедь. А когда расходились по домашним группам, то могли там говорить о своих деноминационных отличиях. Между баптистами и евангельскими верующими разницы почти никакой не было. Вероучение было у них одно и то же, отличия касались второстепенных вопросов. Жидков, Орлов, Карев были евангельскими христианами, Галяев, Клименко — баптистами, Шатров был «единственник» от пятидесятников.
Собрания проходили во вторник, четверг, в воскресенье — три собрания. Проповедникам было где проповедовать. Но проповедовали чаще всего евангельские верующие и баптисты. Мне лично нравились проповеди Карева, Жидкова, Кригера, Татарченко. В течение служения проповедовало обычно несколько человек. Дело тут не в качестве проповеди, просто такова была традиция баптистского и евангельского братства. В России не было традиции пасторской проповеди, она появилась в 90–е и не прижилась даже на сегодняшний день.
Сама Москва меня не слишком прельщала. Мне нравилась здесь церковь: много людей, есть молодежь, открыто проходят собрания. На съезды, пленумы приезжали старшие пресвитеры со всего СССР, звучали интересные проповеди. Это все меня увлекало. Сама же жизнь города мне не особо нравилась. В метро спустишься и едешь, города практически поначалу я и не знал. Разве только Красную площадь. Позже, когда начал ездить за рулем, понял, что Москва — интересный город.
Через год после моего приезда, в 1967 году, в церкви началось движение молодежи. Молодежный групп, когда я приехал, еще не было, была только группа подростков — человек 15. Я же был постарше, вернулся из армии. Армия в глазах молодежи того времени давала некоторые преимущества. Если человек возвращался из армии христианином, он считался полноценным зрелым человеком. Они и физически был крепче, и духовно — на него можно было положиться. Развиваться поначалу руководство церкви нам не давало. На них давили из государственных органов, призывали руководство навести в церкви порядок. Мы же, молодые верующие, после служения любили оставаться в церкви: общались, молились вместе. Нам это делать не очень‑то разрешали. Поначалу разговаривали с нами, потом стали просто выгонять из здания церкви. Запомнился за этим занятием помощник Жидкова — Савельев. И мы садились на речной трмвайчик и уплывали на Ленинские горы. Там служение продолжалось, там же начались покаяния. Бывало еще по дороге идем до места собрания, а люди молятся молитвой покаяния. Так покаялся Саша Лемещенко. Подошел ко мне и говорит: «Хочу покаяться» (в будущем он станет пастором в поселке Салтыковка). И прямо на тротуаре он стал молиться, мы его окружили от посторонних взглядов. Потом, когда началось уже бурное молодежное движение, милиция начала нас регулярно преследовать. Дважды нас задерживали. Один раз окружили с овчарками. Нас было уже около 60 человек к тому времени. Молодежь, видя облаву, кинулась в лес. Петр Абрашкин как крикнет: «Бараны, не в лес, а к дороге!» Так было легче скрыться от милиции.
В 1969 году я встретился с Александром Трофимовичем Семченко. Изначально я увидел в нем человека твердого и посвященного — настоящего христианина. Его привлекли как кларнетиста к служению в струнном оркестре, возглавляемом Анатолием Сазоновым. До женитьбы я снимал вместе с ним комнату в Столешниковом переулке. Частым гостем в той квартире был внук Льва Николаевича Толстого, Сергей Сергеевич. Я с ним много общался. Задал ему как‑то вопрос: «Как же так, вы сами — христианин, а дедушка ваш… Говорят, что перед смертью он сказал: «Ухожу и не знаю, к какому богу». Он ответил, что Лев Николаевич был нормальным человеком и до конца жизни искал Бога. Верования внука Толстого отличались оригинальностью: он говорил, например, что ад — это временное положение человека. Помучается человек, и Бог его оттуда выведет.