«Иль я о Земле Русской не забочусь? Я же — Владимирович!»
Вполне справедливый вывод, что царь не доверяет, как прежде, князю. И виной тому не столько доносы Фрола, сколько всё более захватывающая уверенность царя Ивана Васильевича, что вокруг его гнезда одни только отбросы, которые не уберешь и с которыми просто приходится мириться, но обращать на них внимание нет нужды. Он, самодержец, один принимает решения. Только он. Остальным следует безропотно исполнять его волю, аки рабам.
Позже князь Михаил Воротынский узнает, что не только он советовал царю, отказавшись временно от противоборства за Ливонию с тевтонцами, ляхами и шведами, собрать всю рать в один кулак и двинуть ее на Крым. Многие разумные воеводы, даже бояре и дьяки, считали, что не сыскать лучшего момента для того, чтобы покончить с разбойничьим гнездом, единственным оставшимся гнездом чингисхановским против России, вернуть исконно русские земли в лоно матери-родины. Особенно рьяно настаивали на том, чтобы прекратить ливонскую войну, — войну с христианским миром, а наказать Крым, угнездившихся там жестоких разбойников, — Адашев, Сильвестр и Михайлов. Они убеждали царя, всяк своими доводами, в выгоде для России разгрома Крымского ханства, но не воспринимал разумные те советы самодержец, а почему, объяснять не счел нужным. И так и эдак прикидывали сторонники удара по Крыму, но не находили особых препятствий для него.
Если страшится царь Иван Васильевич пути неведомого для полков, то зря. Казаки (они же русские люди!) укажут и броды, и переправы, а Ертоул с посохой в два-три месяца наведет гати и мосты, и можно будет двигаться без помех. Не следует забывать, что и бродники,[187] на всех реках занимающиеся переправой купеческих караванов, тоже русские. Разве не помогут они своим, родным христианам. Справа и слева рать тоже оберег имеет: справа казаки Вишневецкого прикроют, слева — черкесы.
Если султана турецкого опасается дразнить, ибо тот считает Тавриду подвластной себе, то тоже без основания. Турция — это тебе не Швеция, Польша, Империя и Ливония, которые вместе против России стоят. Даже не успеет опомниться, как падет Крым. А потом, если и пошлет янычар воевать русскую рать, разве трудно их будет назад в море выпроводить. К тому же Сербия, Молдавия, Валахия, Болгария и Венгрия ополчатся против неверных. Да и Империя, если не поможет ратью, то мешать, во всяком случае, не станет.
Не это, значит, на уме у царя. Намерен, видимо, использовать крымцев в борьбе за Ливонию. Только и тут резона никакого нет. Ляшцы и ливонцы золота не жалеют, натравливают хана на Москву, и коварство ханское уже не один десяток раз изведано. Даже когда вроде бы на Литву походом идет. Все едино верхнеокские русские земли пограбит, полон поимеет.
Увы, какими соображениями руководствовался царь, никому доподлинно было неведомо — труса ли он праздновал, схитрить ли хотел либо просто упрямился, — только дорого обошлась России та неразумность царская. Очень дорого! Лилась кровь христианская, пылали города и веси, тысячи полоняников продавались в рабство до тех самых пор, пока мощный кулак Потемкина не обрушился на Крым,[188] разметав поганое гнездо.
Но, может, в том князья с боярами тоже виноваты, что не настояли на своем. Взять хотя бы того же Воротынского. Легко покорился упрямому государевому «нет!». Изловчился поскорее передать полк Правой руки главному воеводе, с благословения царя вернулся в удел блюсти рубежи земли русской.
А Ивану Васильевичу есть ли нужда удерживать возле себя многознайку. Он с легкостью душевной отпустил его. Только предупредил:
— Послов своих больше не шли ни в Крым, ни в Литву. Посольский приказ для того у меня имеется.
— Лазутчиков, государь, а не послов. Чтоб не слепыми в уделе на украинах твоих сидеть.
Промолчал Иван Васильевич. Не сказал ни да, ни — нет. Как хочешь, стало быть, так и поступай.
Воротынский, естественно, понял, как ему выгодно: молчание — знак согласия.
Потянулись годы порубежные: погони по ископотям сакм, которые шныряли беспрестанно, и ожидание каждую весну и каждое лето большой крымской рати. Хотя Челимбек и ципцаном извещали лишь о том, что Девлет-Гирей копит пока силы, все же не отступал Разрядный приказ от заведенного правила: пять полков с ранней весны до поздней осени стояли в городах-крепостях на берегу Оки. Если приходил полк в Одоев — хорошо, если не приходил — еще лучше. Хлопот меньше. А с сакмами вполне справлялась дружина княжеская совместно со сторожами.