Еще об одном полезном опыте предков сообщил подьячий в пояснении: перед удобными для переправы бродами через Сулу на левой ее стороне — вперед почти на поприще и в бока по поприщу — густо разбрасывались триболы. Ковали их большей частью в самих крепостях, но везли возами из Киева, Переяславля, Чернигова. Трехшильный этот ежик всегда, как его ни брось, даже в болотистую хлябь, одним острием торчит вверх, и стоит лошади наступить на него, трибола сразу же вопьется в копыто.
На остальных рубежах триболы разбрасывали с опаской, и чтобы своим конникам не поранить бы ненароком боевых коней, там чаще устраивали волчьи ямы, а то и целые волчьи борозды.
«Ну, молодец Логинов! Расстарался. Триболы непременно нужно ковать. Без скудости, — твердо решил князь Михаил Воротынский. — Как же прежде не пришло это в голову?»
Что ж, лучше поздно, чем — никогда.
Посульский рубеж, как передовой, не всегда, конечно, мог сдержать ворогов, если они налетали саранчовыми тучами. Оставив часть сил для осады крепостей, неслись они в глубь Киевской Руси,[204] тогда перед ними по Трубежу вставала рать порубежная, уже оповещенная дымами, и рать Переяславская.
Вроде бы крепкий замок, но великий князь Владимир не успокоился на этом, руководствуясь народной мудростью: чем только упыри не шутят, пока Род[205] и Берегиня спят. На случай прорыва и этого рубежа, чего, в общем-то, исключить было нельзя, Владимир Красное Солнышко построил крепости по рекам Остру и Десне, чтобы с полной гарантией был бы защищен Чернигов, древний и богатейший город Киевской Руси.
А если на Киев повернут печенеги? Им один путь: брод под Витичевым. У брода же стоит мощная крепость с дубовыми стенами, с башнями, одна из которых — сигнальная — выше всех, дым при тревоге виден из Киева простым глазом.
Последний рубеж, полукольцом окаймлявший Киев, по реке Стугне: крепости Трепол, Тумаш и Васильев, а между ними и Киевом город-лагерь — Белгород.
«В несколько линий. Именно — в несколько. Не как у нас теперь лишь по Оке. Засеки, какие есть впереди, — не очень серьезная преграда, — переводил уже на себя князь Михаил Воротынский. — Логинову рисовать чертеж сегодняшних засек нужно поручить».
Для порядка князь позвал дьяка. Только и на сей раз он не выказал никакой прыти в мыслях и никакого желания засучить рукава. Эка невидаль: князь-воевода. Не велика птица, чтоб услужить аки государю. Вчера лишь из Белоозера, а нынче гляди ж ты: подай ему то, подай это. Словно своих дел мало. Выручил вновь подьячий Логинов, хорошо понявший желание князя и заверивший, что все сработает ладно. Сроку подьячий взял опять же всего неделю.
Уходя, посоветовал Михаилу Воротынскому:
— Погляди, князь, кого Владимир Святой в порубежники скликал.
— Обязательно, — пообещал Михаил Иванович. — Сейчас же это сделаю.
Он и сам собирался прочитать отписку подьячего о том, кого брал великий князь Владимир в порубежную рать и для охраны новых крепостей, а теперь с большей охотой взялся за чтение.
Ремесленников в служилые не неволил, им своего дела хватало по горло. Они ковали, гончарили, плотничали, плели кольчуги. Вооружал и учил ратному делу великий князь киевский отобранных молодцов из людей, но особенно из смердов, которые были приписаны к погостам. Не гнушался изгоев.[206] Им была открыта дорога не только в порубежники, но и в княжескую дружину. Не по роду-племени ставил князь Владимир также воевод больших и малых. Не одно боярство честил, а слал в крепости десятниками, сотниками и тысяцкими отличившихся разумом и храбростью в сечах, да и в мирные дни при сборах полюдья отроков, гридней, мечников и даже пасынков[207] и милостников.[208]
Всех, кого отбирал князь в порубежные крепости, наделял без скаредности землей, холостым повелевал венчаться, семейным — брать с собой жен, детей и домочадцев.
Это тоже весьма разумный ход: не только хлебопашцы, приросшие к земле, стали постоянными жителями тех в общем-то весьма неспокойных, но привольных для земледелия мест, а и все порубежники постепенно укоренялись на новых местах, обзаводились хозяйствами, и защищали они не только княжеские украины, но и свое, кровное, трудом и потом нажитое.