«Авось не поднимется рука на грудничка», — с надеждой думал князь Воротынский.
Намного спокойней было бы на душе у него, знай он, что сын его, безгрешная душа, безмятежно спал в удобной люльке, установленной в возке, а сам возок стоял на берегу Десны, чуть в стороне от дороги под раскидистой ветлой в ожидании дружинников, первая дюжина которых вот-вот должна была появиться на Калужской дороге.
Почему на Калужской? Двужил решил ехать по ней, чтобы избежать погони, если она случится. В Серпухов заехать через Вороново, Белоусово, Высокиничи — дальше так, но — спокойней.
Княгиня безропотно согласилась ехать этой дорогой, менее накатанной, более колдобистой. Ее нисколько не волновали неудобства, ибо теперь занимало одно: как только доберутся они до Серпухова, а Никифор увезет княжича в удел, она тут же вернется в Москву. Решение это было твердым и бесповоротным. Воротится она, не ожидая никаких вестей. Княгиня надеялась, что по-людски отправит ее воевода серпуховский, ведь они же были с князем Иваном на короткой ноге, и жила поэтому сейчас одним — предстоящей встречей с великой княгиней, царицей Еленой, вела с ней мысленный разговор, подыскивая трогательные и вместе с тем убедительные слова, обеляющие князя.
Увы, не случилось так, как мыслилось княгине. Ее приезд в город вроде бы никто даже не заметил. Обычно, когда проездом в Москву или из нее они с супругом останавливались в своей усадьбе, специально для остановок на отдых приобретенной, тут же съезжалась к ним вся городская знать, особенно ратная, сейчас же к воротам усадьбы не подъехала ни одна повозка, не появился ни один конный. Даже атаман городовых казаков не соизволил навестить княгиню. Она была весьма этим удручена, но ей ничего не оставалось делать, как самой поехать к воеводе. До родовой ли гордости, когда в беде муж?!
Ее впустили в усадьбу воеводы с обычной расторопностью. Встретила княгиню жена воеводы Мария Фроловна любезно, провела в свои комнаты, но, догадываясь, что гостья будет что-либо просить, опередила ее:
— Супруг мой в Воскресенском монастыре. По воеводским своим надобностям. Нынче его даже не жду.
Но от слуги княгиня уже знала, что воевода в усадьбе, и не нашла нужным долго задерживаться в этом лживом доме, а вернувшись к себе, покликала ключника.
— Хочу завтра выехать в Москву. Есть ли в доме надежная повозка?
— Для дальней дороги нет. Князь не распоряжался иметь такие. Да и кони прыткие слишком, на малый выезд отобранные. Красивы, да не выносливы.
— Что будем делать?
— У боярских управителей поспрашаю…
— Нет-нет. Без них бы обойтись.
— Можно и без них. Только получится выезд не княжеского достоинства. Удобства тоже поменьше.
— Бог с ним, с удобством. Лишь бы без поломки и резво.
— Все сработаю, матушка. Опочивайте с дороги. Завтра к полудню тронетесь в путь.
И в самом деле, выезд был подготовлен даже немного раньше обещанного времени. Дружинники для сопровождения — любо-дорого, одно загляденье: кони боевые в дорогой сбруе, оружие и кольчуги у ратников добротные, шеломы и щиты начищены, а вот в чем княгине ехать, не очень-то разберешься: вроде бы возок в колымагу[129] переоборудованный. Одно утешает — просторно внутри и пол мехами устлан, а стенки обиты персидскими коврами.
А что безрессорный рыдван на каждой колдобине так встряхивает, что спасу нет, то тут ничего не остается, как терпеть.
Много княгине терпеть придется, раз она мужа опального решила вызволить. Перво-наперво смириться с тем, что сын станет расти не на глазах. Только весточки о нем получать да изредка к нему наведываться. Унижения всяческие испытывать. Первый плевок в лицо ее пригожее сделан воеводой серпуховским и его супругой, но то ли еще будет впереди… Пока что княгиня об этом не думала, воевода обидел ее, верно то, но Бог ему судья. Да и прок от воеводы какой?
Вся надежда на великую княгиню. На царицу Елену.
Та встретила княгиню радушно, даже всплакнула, ее жалеючи. Вспомнила и клятву, которую они давали друг другу, обещая идти по жизни рядом и поддерживать друг друга. Елена обещала всяческое содействие, но надежды на освобождение князя Ивана не вселила.
— Одно скажу, крут на расправу муж мой, на добро же не быстр. За дядю своего, князя Михаила Глинского,[130] сколько просила, все не прощал. Даже император Максимилиан[131] через посла своего просил государя отпустить в Испанию к королю Карлу, но и на это не отозвался. Такой он. Но не станем терять надежды.
Через два дня Елена сама приехала в усадьбу к Воротынской, чтобы сообщить несчастной подруге все, о чем проведала.