Валом, однако, валят казанцы. Пятиться начал уже Большой полк, но князь Михаил Воротынский, который рубился в окружении своей малой дружины у крайнего тура, не забывал, что он — воевода главный. С коня ему все хорошо видно. Пора, казалось бы, звать князя Мстиславского с казаками и детьми боярскими царева полка, но медлит Михаил, не время еще, считает. И тут крик стремянного:
— Справа и слева в тыл заходят!
— Подай знак Мстиславскому.
Сошлась лавина с лавиной. Сеча жаркая. Пока никто никого не одолевает, но хорошо, что не удалось казанцам взять в кольцо Большой полк. А у князя Владимира Воротынского и боярина Ивана Шереметева руки чешутся. Просят они царя:
— Дозволь, государь, полком твоим ударим. Враз сомнем. А то и ворота не дозволим затворить. Прорвемся в город. Остальные полки тоже в прорыв бросишь.
— Нет.
— Касимовских татар тогда пошли.
— Нет!
Что? Недопонимание открывшейся возможности или чрезмерная осторожность? Трудно ответить, ибо Иван Васильевич не собирался отчитываться за свои решения перед воеводами, хотя и самыми ближними. Но миновало совсем немного времени, и оказалось, что царев запрет не зряшен: из леса с воплем вылетели конники и понеслись к главному русскому стану.
Спасло стан то, что не рядом с лесом он расположен, а в доброй от опушки версте.
— Вот теперь ваш черед настал, — сказал царь Владимиру Воротынскому и Ивану Шереметеву. — Стеной встаньте, а стан удержите.
Не бросили воеводы свою конницу навстречу вражеской. Пешими воинами загородились, велев исподволь пятиться к Ертоулу и затем — к обозу, отводя тем самым конников дальше от леса, а уж после того, как пешцы сдержали стремительный порыв многотысячного отряда татар и черемисы, завязали с ними упорную сечу, вот тут ударили с боков в нападавших казаки, дети боярские и касимовские татары во главе с Шахом-Али. Мало бы кому удалось вырваться из жестких русских клещей, да не простаками выказали себя Япанча с Шипаком, подали они знак своим ратникам, и те стремглав унеслись в лес.
Преследовать их не стали. Чего лезть в воду, не сведав броду. Разведать прежде нужно, есть ли нужда распылять силы? Не лучше ли отгородиться от леса добрым тыном и держать на всякий случай наблюдателей?
У Ханских и Арских ворот тоже наступил перелом: увидели со стены, что Япанча и Шипак ускакали обратно в лес, крикнули о том своим уланам и ратникам, упрямство коих тут же надорвалось, чем и воспользовались русичи, — вдохновились, усилили нажим.
Вскоре поступило еще одно известие: нападение на корабли тоже отбито с большим уроном для нападавших, это еще более прибавило сил русским ратникам — татары не выдержали и попятились к воротам. Воротынский решил воспользоваться этим и ударить по крепости, намереваясь ворваться в город на плечах вылазки, послал гонца к царю с просьбой о помощи, но тот не только не отправил к Арским воротам полки, но и запретил намеченный Воротынским удар, дабы зря не губить ратников.
И то верно, уже били по русским ратникам пушки и пищали, полетели стрелы и камни, полились кипяток и смола.
Отступил Передовой полк со стрельцами и казаками за ров, князь Воротынский вернул детей боярских в стан, попросив поторопиться с посошными людишками, поставил казаков и стрельцов перед рвом, чтобы те разили стрелявших со стен, особенно прислугу пушек и тех, у кого рушницы, остальной же рати повелел засыпать землей туры, не ожидая прихода посошников.
К утру с устройством туров было закончено, пушкари с помощью пешцев и посохи принялись затаскивать на них стенобитные орудия, и уже к обеду первые ядра, в добрые сотни пудов, начали долбить казанскую стену, разносить в щепки ворота.
Увы, прошел день, миновал и второй, третий, а большой пользы от собранных в кулак и почти беспрерывно стрелявших тяжелых орудий не получалось. Двойные многосаженные стены оказались не по зубам даже таким гигантским чудо-пушкам, как Медведь, Троил, Лев, Аспид, Скоропея, ядра которых доходили аж до пояса пушкарям. Стена содрогалась. Выламывались из нее бревна, но она продолжала стоять, а вместо раздробленных в щепки ворот выросли высокие тарасы.
Все говорило о том, что пушками пролома в стене не сделаешь, да и ущерба от стрельбы город, почитай, никакой не имеет. Нужно что-то придумать более верное либо отказаться от приступа.
Мысль эта все более крепла среди воевод, и тут, словно ей в угоду, налетел ураган, сметая шатры, переворачивая брички, сбивая с ног коней и людей, стаскивая с туров легкие пушки, а когда в помощь ветру подоспел тугоструйный ливень, то и тыны, устроенные в топких местах, полегли на землю. Продукты, зелье для пушек и рушниц промокло, но самый страшный урон ураган нанес кораблям, где тоже хранилось много припасов и зелья для огнестрельных орудий. Мачты ломались словно соломинки, сами корабли, наползая друг на друга, проламывали борта, канаты от закрепленных на берегу якорей рвались, как гнилые бечевки, корабли метало по кипящей воде, доламывало и уносило вниз по течению. Лишь малую часть флота ураган оставил на берегу, но и оставшиеся корабли не избежали значительных поломок.