Потом, в одной из палаток пенни покатилось с лотка и упало на квадрат, помеченный «4д». Женщина ловко пустила четыре монеты через покрытый клетчатой тканью стол. Лесли подхватил их.
— Всегда в яблочко, — сказал он.
Надо всем этим простиралась тёмно-синяя ночь. Доска, закреплённая над верхней частью палатки, гласила «Эббот Бразерс». Она была испачкана грязью и краской. Слева на меня навалился какой-то человек. От него пахло бриллиантином и табаком. Лесли проиграл. Его последнее пенни упало на линию, разделявшую квадраты с номерами. Он требовал дать ему выигрыш. Круглое лицо женщины с завитыми светлыми волосами, казалось, плыло ко мне через всю палатку. Мужчина рядом с ней, худенький человечек с тонкими чёрными усами, в рубашке с коротким рукавом и в засаленной мягкой чёрной шляпе смотрел на карусели. Это был её муж.
— Пять пенсов, — показывал на стол Лесли. Шёл дождь. Я заметил это несколькими минутами раньше.
— Извините! Вы же видите, что ваше пенни коснулось линии. Монеты не должны касаться линии!
— Идёт дождь, Лес.
— Проклятые разбойники, — пробормотал Лесли. Теперь он увидел, что все его монеты упали неправильно.
— А у меня ещё есть четыре пенса, — сказал Джим.
Напор слева увеличился. «Извините», — послышалось оттуда.
— Идёт дождь, Лес.
Кто-то создавал волнение сзади в толпе. Я наклонился вперёд, прячась под крышей палатки от холодных плевков дождя. Я думал об Элле. Джим выиграл три пенса. Монеты покатились к нему. Дзынь, дзынь, дзынь… Карусели остановились. Люди, подняв воротники, в спешке разбирали свои палатки.
— Идёт дождь, Лес. — Что?
— Дождь, — повторил я, делая для Лесли невероятное открытие.
В этот момент волнение из конца толпы приблизилось ко мне и дотронулось до моего плеча. Я обернулся. Мне улыбалось чёрное лицо с белыми зубами, один из которых был золотым. «Извините, вы случайно не с ним?» И он показал через моё плечо.
— Лесли!
Лесли обернулся.
— Боб! Боб Мабуски! Какого чёрта ты здесь делаешь?
Они пожали друг другу руки у Джима над головой.
— Я уволился. Живу теперь здесь, — сказал Мабуски.
Дождь усиливался.
Кто-то сказал: «Это не надолго».
— У меня семь пенсов, — сказал Джим.
— На канале. Мы отчаливаем завтра утром, — говорил Лесли.
Люди под зонтами спешили прочь. Какая-то троица пробежала мимо под одним плащом.
— Пойдём куда-нибудь, где сухо.
Нас вёл Мабуски. Мы укрылись от дождя под высоким скелетом «американских горок». Лесли представил меня Бобу. Они работали на одну компанию, правда никогда не служили на одном корабле. Они вспоминали какой-то порт на востоке, Мики или Кики. Там грузили уголь, и каждый дом был борделем. Через несколько минут ярмарка опустела. Остались лишь те, кто предпочёл спрятаться от дождя под палатками. Дождь ещё усилился, и на траве быстро появились лужи. Музыку выключили. Мы слушали шум дождя.
— Он скоро кончится, — сказал Лесли. Джим загрустил.
— Ничего, сынок, мы сюда ещё приедем.
— Я не хочу домой, — захныкал он.
— Как твоя жена, Лесли? — спросил Мабуски. Запахи влаги и травы поднимались от земли и обволакивали наши ноги.
— Хорошо, Боб. А как твоя?
— Ждёт ребёнка. — О!
— Мы ищем дом. У нас есть квартира, но с ребёнком в ней будет тесновато.
— Конечно, — сказал Лесли. Он уставился на завесу из дождя. — Так, сейчас мы это обмоем. Пустят ли мальчугана в паб?
Боб покачал головой. В сумерках его волосы выглядели как-то зловеще, а капли дождя медленно стекали с висков по щекам. На минуту это напомнило мне стены под дождём.
— Куда бы нам тогда пойти?
Боб снова покачал головой.
— Я бы пригласил вас к себе, но жена сейчас отдыхает.
— Не хочу идти домой, — сказал Джим.
— Ну и ночка! — вздохнул Лесли.
— Ты можешь сводить его в кино, — сказал Боб. — В городе два кинотеатра.
— Ты пойдёшь в кино?
Джим сказал «да» и снова повторил, что домой идти не хочет. Лесли спросил меня, пойду ли я с ними. Вдруг погасли огни на карусели, и теперь конусообразная конструкция стояла вдалеке тихо, похожая на призрак. Послышался чей-то голос: «Где этот чёртов брезент?» Судя по всему, ярмарку решили закрыть на ночь.
— Скоро пора будет отсюда убираться, — сказал Лесли. — Что скажешь, Джо? Ты с нами?