Постепенно я привык к мысли о том, что она утонула, и помочь ей уже нельзя, а тихий плеск воды о камни даже как-то успокаивал, больше того, завораживал. Несомненно причиной тому была своеобразная связь, которая всегда существовала между нашими совокуплениями и водой. Она достигала наивысшего экстаза от страха воды, и она не раз говорила, возможно, из склонности к театральным эффектам, что именно так она должна умереть: занимаясь любовью в воде. Она была совсем недалека от истины.
Если бы в тот момент ко мне подошёл полицейский, я бы, наверное, и не подумал убегать. Позже, через несколько минут я понял, что моё положение было опасным, ведь я один знал, что это был несчастный случай. А был ли это несчастный случай? Я думаю, да. Мне никогда не хотелось её убить. Я просто решил уйти. Она попыталась меня остановить. Я высвободился. Она потеряла равновесие. Потом она споткнулась о какой-то булыжник и оказалась в воде. Всплеск. Всё произошло так быстро.
Может, кто-то скажет, что я во всём виноват, потому что вовремя не среагировал. Должно быть, кому-то покажется, что я хотел её смерти. Я так не думаю. Хотя, конечно, основное чувство в моей голове, когда она упала вниз, было чувством раздражения. Я был раздражён. А потом я почувствовал любопытство, смешанное с лёгкой паникой. Она вдруг умерла, и после того, как моё раздражение испарилось, я почувствовал безумное любопытство, а потом меня накрыла волна страха, почти тошноты, и я лежал и смотрел на поглотившую её воду. Если бы она хоть на секунду показалась на поверхности, я бы, наверное, что-нибудь сделал. Но почему-то с самого начала я знал, что всё это безнадёжно, всё кончено, и в тот момент меня, признаться честно, это не очень тронуло, хотя потом я изменил своё отношение, когда до конца осознал, что она умерла. Умерла. Умерла. Умерла. Моя мать, а теперь Кэти. Как удар молнии. А потом постепенное развитие темы в моём воображении, и вот уже простой факт встаёт кровавым заревом на горизонте моих мыслей.
Я был в состоянии какого-то тихого шока, неспособный что-либо осознать, загипнотизированный видом воды, лениво текущей мимо покрытых илом камней. Секунда за секундой на воде исчезали пузыри, а потом в неё падали спичечный коробок, бутылка, деревяшка, кусок старой пробки, и только спустя минуты три я ощутил себя в опасности. Это чувство пришло так же внезапно, как и сам несчастный случай, как будто открылась дверь мышеловки, ведущая к полному осознанию ситуации. И тут я оторвал взгляд от поверхности воды и посмотрел на противоположный берег, где в некоторых окнах всё ещё горел свет, подмигивая мне, как будто он со мной в сговоре. Тогда я почувствовал себя очень одиноким, чужаком, изгоем, против которого уже ополчилось общество, а в оправдание у меня было только моё собственное жалкое слово.
Теперь я стоял на коленях и чувствовал под собой холод и твёрдость булыжников. Я поднялся и увидел одежду, которую она так охотно для меня сняла. Вещи лежали рядом с колесом грузового поезда, под которым мы занимались любовью. Железная дорога проходила как раз по набережной. Нам обоим нравилось это место.
Тогда я понял, что для меня было бы лучше, если бы она упала в реку одетой. Сексуальная подоплёка ситуации заставит искать в ней преступный умысел. Мне в голову пришла абсурдная мысль — найти тело и одеть его. Секундой позже я понял, что это было смешно. Я подобрал вещи Кэти и посмотрел на них. Это была улика. Естественно, я захотел от неё избавиться.