- Располагайтесь, - сделала Любовь Александровна широкий гостеприимный жест рукой, указывая на стол.
- Всё снимать? - спросил я, обращаясь больше к Эве, чем к её бабушке.
- Труселя можно оставить, - разрешила пожилая женщина. - Шоб не смушшать дам.
По ней, однако, было не похоже, будто она умеет смущаться. Это они с внучкой вышли, чтобы не смущать меня. Я быстро скинул с себя всё, кроме нижнего белья, и лёг на стол. Простынь, в которую я уткнулся лицом, была тёплой и пахла чем-то сладко-детским и одновременно свежим. Я крикнул, что готов.
- Так-таак, - пробормотала Любовь Александровна, осматривая моё разложенное на столе тело. Я невольно напрягся. - А сколиозик-то у нас имеется... угу...
Твердая рука чиркнула вдоль моего позвоночника. Её голос, манера общения с пациентом и прикосновения не шли ни в какое сравнение с тем, как всё это делает её внучка. Эва была сама нежность. Начиная тембром голоса и заканчивая мягкостью пальчиков. Как тюльпан. А вот её бабушка скорее напоминала алоэ. Полезная, но твердая и колючая. И всё-таки я не ожидал от неё подвоха. Рассчитывал на нечто вроде того релакса, которым меня уже два раза одарила Эва. Но я заблуждался.
Сказать, что мне было больно - это ничего не сказать. Я мужчина и привык терпеть, стиснув зубы, но в какой-то момент не выдержал и вскрикнул.
- Ну надо же ж! - пробормотала мучительница. - А я всё жду, когда у него голос прорежется...
Я попытался привстать, чтобы прекратить эту ничем не обоснованную экзекуцию, но твёрдая, как камень, теплая рука прибила меня назад к столу:
- Лежать!
Я лёг, решив дать ей шанс реабилитироваться. И Любовь Александровна воспользовалась им. Попыталась оторвать мне голову: похрустела шеей, потянула вверх - но не больно, только страшно. А потом движения её стали более плавными, прикосновения - мягкими. Они успокаивали моё измученное напряжённое тело, постепенно расслабляя его. А дальше произошло нечто совершенно невероятное: я уснул. Такого со мной никогда не случалось. Чтобы я добровольно погрузился в бессознательное состояние в незнакомом месте в руках незнакомого человека, будучи практически голым... Но после пробуждения я чувствовал себя необыкновенно. Будто заново родился. Только лицо немного затекло от лежания в кольце массажного стола - остальное же тело буквально звенело от вибрировавшей в нём легкой энергии. Плечи превратились в крылья, шея вытянулась вверх - мне вполне серьёзно казалось, что я стал выше, хотя и до этого на недостаток роста не жаловался.
В комнате я был один, моя одежда лежала точно так же, как я её оставил на стуле у стены. Наспех одевшись, я вышел в прохладный коридор и направился туда, откуда слышались приглушённые женские голоса.
- Ну, что я говорила! - Заметив меня, старая ведьма громко ударила ладонью по столу.
Почему ведьма? А как ещё можно объяснить моё состояние после её издевательств?
- Сколько я спать? - спросил я у Эвы, потирая лицо руками.
Она почему-то уставилась на меня, приоткрыв ротик и замерев с выражением... удивления?
- Хорош мерзавец, а? - легонько толкнула её ладонью бабушка.
Эва смущённо покраснела и отвела от меня глаза. Я с любопытством покосился на Любовь Александровну. Первое из её слов я понял, но второе, как мне казалось, было ругательством. Кого это она обозвала, меня, что ли? Тогда почему я одновременно с тем хороший? Загадочный русский язык... наверное, какая-то идиома.
Эва пригласила меня сесть за стол, поставила передо мной кружку с дымящимся чаем и тарелку с печеньем и нарезанным кексом.
- Всё домашнее, - заметила её бабушка с горделивой улыбкой. - Развлекаюсь, пока работы нет...
- Вы хотеть работать? - спросил я по-русски, решив не пользоваться услугами переводчика, когда это возможно. Надо улучшать свои собственные навыки.
- А вы... как себя чувствуете? - с хитрым прищуром поинтересовалась она.
- Отлично. Спасибо. Это... не забыть.
Любовь Александровна довольно кивнула.
- Ну и как вы считаете, есть у меня право хотеть или не хотеть работать?
Это интересный подход, - подумалось мне. С какой-то точки зрения, она права: если Господь даёт человеку талант, то зарывать его в землю - грех. С другой, всех не вылечишь, и когда-то надо отдыхать. Возраст у неё уже соответствующий.
- Я дать вам работа, - сказал я, но она покачала головой: