— Что-то не хочется домой ехать…
— А придется, — вздохнул Василий Петрович.
— Да. Придется… — Бочкарева достала махорочную сигарету и прикурила от коптящей зажигалки. Она явно не спешила. — Впрочем, я лучше у девок переночую.
— Как хочешь, — пожал плечами Корнев и принялся стягивать свитер.
— А мотоцикл не сопрут?
— Некому, — снимая галоши, сказал Василий Петрович.
— Я тут посоветоваться с тобой хотела…
— И терпит твое дело?
— Терпит! — зло сказала Бочкарева и ногой распахнула дверь.
После нее остался острый запах бензина и махры. Корнев попытался заснуть, но вновь мешал голос из другой комнаты:
— …уехал муж в командировку и, чтобы жена ему не изменяла, нарисовал ей на животе оленя. А любовник стер…
Поскрипывал фонарь на ветру. Затем посыпался дождик. Забулькали капли в лужице под окном. Вскоре по крыше загрохотал ливень…
В три часа ночи в окно постучали. Он сунул ноги в галоши и открыл дверь. На пороге появился Федя Некрасов. На нем была надета столовая клеенка вместо плаща. Вид его был несчастен.
— Заходи, — предложил Корнев. — Какими судьбами?
— Я пешком… Ты меня ночевать не оставишь?
— Устраивайся, — предложил Василий Петрович.
— Завтра уйду в общежитие… Разошлись мы с женой… — Он уже стягивал сапоги.
— Тебе не надо было жениться, — сказал сухо Корнев.
— Я понимаю. Но что делать? У нее квартира, а мне жить негде было…
— Вот и пожил.
— Пожил, — согласился Федя. Он сидел на табуретке и уже листал какую-то книгу.
— Ладно. Утром расскажешь, как вы посуду делили.
— Мы тихонько. Она же интеллигентная женщина.
— Все, — отрезал Корнев. — Спи! — и выключил свет.
Постукивая зубами, Федя долго ворочался с боку на бок.
— Может, чаю согреть? — приподнял голову Корнев.
Федя не ответил. Вскоре засопел. Капала вода с клеенки на пол. Светало. Корнев прислушался: вдалеке кто-то ехал на мотороллере. Он взглянул на часы. Было без семи минут четыре.
Кто-то сильно ударил в дверь. Корнев выглянул в окно. Во дворе торчал бочкаревский мотоцикл. Попыхивал работающий мотороллер, около которого маячила закутанная в плащ женская фигурка. Возле двери Чижиков нетерпеливо пинал в вагон.
— Ты в своем ли уме? — открыл фрамугу Корнев. — Четыре часа!
— Хорош дрыхнуть! — гаркнул Валерка. — Поехали на рыбалку!.. Это я нарочно сказал, что не хочу, чтобы эта мымра с нами не увязалась…
— Не ори! — недовольно сказал Корнев. — Удочки хоть есть?
— Мы две бадминтоновые сетки связали — почти как бредень…
— Болван! Бредни бывают по сорок метров, а сетка — десять!
— Да мы только на уху.
— Не могу, — решительно сказал Корнев и покосился на спящего Некрасова. Тот посапывал на полу.
— Поехали! — не унимался Чижиков. — Все равно воскресенье…
— Да не кричи ты ради бога! Бочкареву разбудишь!
— У тебя Бочкарева? — поразился Чижиков и сморщился.
— Там, — кивнул Корнев в сторону. — Увяжется еще…
— Конечно, увяжусь! — высунулась из соседнего окна Бочкарева. — Гады! — завопила она так сильно, что в соседней Орловке залаяли собаки. — Хотели без меня? Не выйдет! — и она скрылась, чтобы одеться.
Чижиков метнулся к мотороллеру. Женщина села на сиденье. Взревел мотор, и, разбрызгивая свежие лужи, мотороллер ринулся в сторону Камы.
— Сто-о-ой! — завопила Бочкарева, выбегая на крыльцо.
Из окна уже выглядывали встревоженные студентки…
Проснулся он от музыки. Глянул на часы — был полдень. Бросив на плечо полотенце, направился во двор к колонке. Перед вагончиком торчало несколько мотоциклов, но бочкаревского уже не было. Некрасов, видно, тоже поднялся пораньше и отправился искать себе жилье. Из соседней комнаты доносился смех. Потом во двор выкатилась толпа подростков во главе с Сашкой.
«Что за хмырь?» — услышал Корнев, когда возвращался обратно. «Да мой дядя, — пояснил Сашка бесцеремонно. — Художником здесь работает… Учился в академии — лучше Репина рисует…» Корнев усмехнулся.
За чайником идти не хотелось, и поэтому он сообразил себе бутерброд и принялся есть всухомятку. В открытую фрамугу заглянул Сашка.
— Поехали с нами? — предложил он. — Вон девки какие! А ты…
— Вот и занимайся с ними, а мне надо в одно место, — соврал Корнев.
— Как хочешь, как хочешь, — буркнул Сашка и скрылся.