— Товарищ К., — заговорил командующий в трубку. — Ко мне пришел командир вашей радиороты…
При этих словах я чуть не свалился со стула, на который, справившись с волнением, только что сел. «Ну, — думаю, — теперь прикажет и меня отправить вместе с Дудкиным».
Но то, что произнес командующий дальше, поразило меня не меньше, хотя и не было связано с Дудкиным. А он продолжал:
— И подал хорошую мысль: переставить основные радиостанции на новые машины. Через неделю-две такая возможность будет.
Он замолчал, слушая ответ. Затем опять заговорил:
— Да! Да! Совершенно верно — первую партию до последней машины я приказал отправить в иптаповские полки. А со второй сумеем выделить для радиостанций. — Опять слушает, а потом заканчивает: — Хорошо! Завтра с начальником штаба доложите расчет, — и он вернул трубку адъютанту.
Я сидел, боясь пошевелиться. К чаю, конечно, не прикоснулся.
Голос командующего вывел меня из оцепенения:
— Пей чай, а то простынет!
Он вновь поднял блюдце, из которого уже пил перед этим, и продолжал прихлебывать. Мне ничего не оставалось, как тоже взять свою чашку.
Для меня это чаепитие с командующим было настоящей пыткой, я не мог дождаться, когда оно закончится. Лоб мой покрылся испариной — не от чая, конечно, от волнения. У командующего-то лоб был совершенно сухой.
Наконец командующий поставил блюдце на стол и опрокинул на него пустую чашку.
— Ну, теперь за работу! — Он энергично встал из-за стола и направился к двери домика.
Спохватившись, что вопрос с Дудкиным еще не решен, а командующий уходит, я мгновенно вскочил с места:
— Товарищ командующий, разрешите не откомандировывать Дудкина?
Генерал-полковник обернулся, и по лицу его скользнула мягкая, доброжелательная улыбка:
— Ну, что же с тобой поделаешь, оставь Дудкина. Только смотри, чтобы твои водители все же уступали дорогу командующему. Дудкин опоздает — это еще не беда. А командующий не имеет права опаздывать.
Сказано это было просто, по-отечески, с тонким крестьянским юмором. Я ничего не мог ответить от волнения.
Только я, вернувшись от командующего, вошел в ротную канцелярию, писарь вскочил со стула и встревоженно доложил:
— Товарищ капитан, звонил генерал, сказал: как только появитесь — пулей к нему.
Этот вызов был неизбежен, я чувствовал себя скверно.
— Заходи, заходи, голубчик, не робей, — съязвил генерал, наблюдая, как я робко открываю дверь в его штаб-квартиру.
«Подвел меня командующий — зачем ему было говорить, что я подал хорошую мысль. Ведь никакой мысли я не подавал. Просил только за Дудкина».
Печатая шаг, по-строевому подошел к столу начальника связи, приложил руку к головному убору и начал:
— Товарищ генерал!..
Но генерал не унимался:
— Да брось ты! С командующим запросто чаи распиваешь, а перед каким-то генералишкой вытягиваешься. Ну право, мне даже неудобно…
Я уже давно убедился, что от связистов невозможно что-либо скрыть. Просто непостижимо, как они порой умудряются узнать то, что никак не может просочиться в телефонную трубку. Кажется, укуси начальство блоха, и связист точно скажет: когда это произошло и в какое место начальник был укушен. Поэтому мое злополучное чаепитие с командующим не могло оставаться в секрете больше пяти минут.
Стараясь быть точным и ничего не скрывая, я рассказал генералу о своем невероятном визите к командующему, и генерал смягчился:
— Тогда все понятно. Командующий думал было меня поддеть — что ж, дескать, хлопаешь глазами — не просишь тягачей под радиостанции…
Но он, оказывается, этот вопрос уже ставил перед начальником штаба, о чем и доложил генерал-полковнику. Теперь он потирал руки от удовольствия.
— Вообще-то неплохо, что ты посетил командующего. Это нам на руку. Я не смел много машин запрашивать. Теперь буду просить больше.
По дороге в роту меня перехватил Дудкин:
— Товарищ капитан! Когда меня откомандируете?
— Никогда, товарищ Дудкин!
Шофер понуро опустил голову, чувствуя, что рушится его надежда улизнуть из роты на фронт. Но он еще не сдавался:
— Так ведь командующий приказал.
— Приказ отменен, Дудкин!
— Кто же отменил? Наш генерал не имеет права.