Увлекшись делом, никто и не заметил, как подошел дорожный мастер Денисов, пожилой щуплый мужчина, живший со своей семьей в Черном Волоке.
Увидев в руках Юрки суфляж, Денисов даже забыл поздороваться.
— Откуда это у тебя? — спросил он, кивнув на суфляж.
— В кладовой нашел. А что?
— Как это что? — возмутился Денисов. — Не положено этой железкой работать! Пора бы знать!
— Мало ли что не положено, — буркнул Юрка. — Думаете, подбойкой легко вкалывать? А сколько шпал пройдешь с ней? Смехота!
— Зато намертво. А этой железкой только перекосов наделаешь.
— Ну и хрен с ними. Перекосы жрать не просят, — усмехнулся Юрка.
— Ты думаешь, что говоришь?! — взорвался Денисов. — Хочешь поезд под откос пустить?
— Может, и хочу, — ухмыльнулся Юрка.
— Ты что, свихнулся, что ли?! В тюрьму захотел?! — закричал Денисов.
— Может, и захотел. Хоть на готовый хлеб! — хохотнул Юрка.
— Ну, знаешь что?! С сегодняшнего дня я тебя освобождаю от обязанностей бригадира! Зря тебе доверили бригаду!.. Сегодня же доложу о твоих выходках начальнику дистанции.
Остальную часть дня бригадой руководил Денисов.
Всех ошеломило сумасбродство Юрки. Но никто не мог понять мотивировки столь откровенной его дерзости. Озадачила всех еще и то, что снятие с должности Юрку не огорчило. Напротив, он сиял от счастья и чувствовал себя героем дня. Только после того, как ушел Денисов, Юрка не выдержал и сказал во всеуслышание о своем нежелании отрабатывать положенные два года и о стремлении попасть на военную службу ближайшей осенью.
На другой день утром начальник дистанции Коваль неожиданно вызвал по селектору Альку. Справившись о самочувствии и настроении, Коваль попросил Альку приехать к нему в Комариху, где находилось управление дистанции пути.
Хоть Коваль и не сказал Альке по селектору о причине вызова, но Алька догадался, что его хотят назначить бригадиром. Конечно, он знал, что рано или поздно окажется на этой должности, но ответственность ощущал как-то отвлеченно, абстрактно. Лишь сейчас в его груди что-то заныло, зашевелилось.
Коваль, мужчина лет пятидесяти, седой, крепкий, встретил Альку приветливо, поздоровался за руку и усадил его в глубокое кожаное кресло, обтянутое белым чехлом. Никогда еще Альке не приходилось сидеть в таком кресле…
Закуривая, Коваль молча разглядывал смущенного Альку, будто оценивая.
— Слышал я о вчерашнем инциденте в вашей бригаде, — наконец заговорил Коваль. — Признаться, меня, старого железнодорожника, он покоробил… Какая преступная безответственность! Не ожидал. А мы так надеемся на молодежь! И вдруг такое… Кстати, почему Шмелев повел себя так? Ты не знаешь, Басов?
— Он хочет в этом году пойти в армию.
— Вон оно что, — протянул Коваль. — Ну что ж, пусть пишет заявление. Мы его держать не станем. Расстанемся без слез.
Коваль прошелся по кабинету, потом снова сел на стул напротив Альки и сказал:
— Хотим мы тебя, Басов, назначить бригадиром. Не возражаешь?
Алька робко улыбнулся и пожал плечами.
— Знаний у тебя хватит, а вот как насчет морального духа? Не оробеешь? Не задрожат коленки?
Алька еще больше смутился, не зная, что ответить.
— А я тебе так скажу, Басов: если ты будешь честно исполнять свои обязанности, а душа твоя все равно будет ныть, будто ты что-то недоделал или сделал не так, как следовало бы, то ты станешь настоящим бригадиром. Стало быть, на тебя можно будет положиться. Значит, ты на своем месте. Кстати, каждый человек должен знать свое место. То единственное, душой и сердцем указанное. А значит, и жить на свете будет радостно. Это уж я из своего опыта знаю. Вот ты сейчас закрой глаза и вообрази, что твой участок находится в отличном состоянии и тяжеловесные поезда могут по нему шпарить с предельной скоростью. Разве в душе не будешь этим гордиться?
— Буду, конечно, — краснея, чуть слышно сказал Алька.
— Я тоже так думаю, — кивнул Коваль. — Ну а уж если ты, скажем, ошибся в выборе профессии, не по велению сердца пошел на железную дорогу, то рано или поздно это выявится, даже может вылиться во что-нибудь нехорошее. Случай со Шмелевым — тому пример. Он явно был не на своем месте. Его душа и сердце наверняка противились, не желали связываться с железной дорогой, а он не послушал их, и вот результат…
— Не знаю, выйдет ли из меня бригадир, — тихо промолвил Алька. — Я попробую…
— Попробуй. Но только не горячись. Постарайся обходиться без суетливости. Больше хладнокровия. Это очень важно, потому что на железной дороге горячей голове делать нечего. Нам в работе ошибок допускать нельзя. Потому что наша ошибка может обернуться преступлением. Может случиться так, что поезд пойдет под откос. А если еще и пассажирский? Это только представить надо, вообразить! А чтобы ты мог острее ощутить трагичность крушения, представь себе такую картину: на твоем участке поезд ушел под откос. Среди погибших пассажиров оказались и твои родители, ехавшие к тебе в гости…