Перед приходом судна в заведении делали уборку, пришлось уговаривать уборщицу.
— Листопадная вас задери, — выругалась старуха, но пустила.
Ни баранок, ни сушек в продаже не было. Иван обрадовался, что отговорка сестре будет честная, купил бутылку «Ленинградского» пива и хотел помедлить по-человечески, да буфетчица заорала:
— Нечего прохлаждаться, уборка не кончена!
Пришлось подчиниться.
— Голос у тебя как у командира части, — съязвил Жигулин и хлопнул дверью.
Теплоход «Алла Ткаченко» уже входил в реку, сияя огнями. Капитан в мегафон вызывал на швартовку команду. Жутко завыла сирена. Два винта взмотали воду за кормой, кранцы отвисли, и судно мягко боднуло дебаркадер.
Иван прошелся у борта, ища Абакумца. С трапа выдавилась шайка туристов: модные девочки в брюках, студенты, переломленные рюкзаками.
Кто-то завопил:
— Матросы, в трюм, на море качка!
Группа загоготала, повалила на берег. Шествие замыкал руководитель в непромокаемом пальто. И в сумерках казалось, что на нем надета засаленная куртка смазчика.
Народ немного успокоился. У касс ожидал Абакумец с гостями. Бледная от шторма женщина закрывала шею высоким воротом, независимо зыркала глазищами. Иван тотчас узнал ее, но не подал виду.
Это была Позднякова Настя, Мишкина племянница. Иван дружил с ней в школьные годы, была любовь неразлучная, да не судьба. Пока Жигулин служил в армии, уехала Позднякова в столицу, и ни одного письма. За давностью теперь это не имело значения. Но Жигулин покраснел, неловко сунул руку ее мужу.
— Знакомьтесь, Константин Константиныч, Иван Алексеевич — лучший механизатор нашего отделения, — затараторил Мишка.
Настин супруг поздоровался, не подозревая, с кем имеет дело, поправил черный плащ, на груди блеснули два ромба. Иван подумал, что такой значок у Сабакина, и у Нонны Петровны, и еще у троих, кроме директора, который не носит…
Абакумец хлопал себя по ляжкам, локтем толкал, скаля неремонтированные зубы, бессовестно орал. Люди стали оглядываться.
— Говорил, сеструха, не узнает!
Настя побледнела сильнее, будто ее тошнило от перенесенной качки, протянула руку.
— Я вас с парохода приметила. Вы все такой, не изменились, — сказала она и кротко улыбнулась голубыми губами.
Ивана покоробило от ее лжи, он выпустил невесомую ладошку, подхватил вещи. Старался не смотреть на гостей, шел сбоку, немного впереди, неся чемодан с удобным ремнем.
Народ разбрелся. Судовая рация заиграла отвальную музыку. На берег вела деревянная лестница с тремя пролетами, площадочками для отдыха, на коих пошумливала молодежь, визжали девки. Было тяжело подниматься и разговаривать. Остановились отдышаться.
«Алла Ткаченко» разворачивалась, отходила от пирса. На верхней палубе в огромных кепках сидели два грузина, неизвестно как попавшие в эти места. Волна от винтов прошла под привязанными лодками, цепи натянулись, потом обвисли. Иван стоял, как чужой в компании. Михаил егозил, размахивал обезьяньими руками и упрекал племянницу:
— Креста на тебе нет, сеструха, столько лет не виделись…
Пошли далее. Улочка упиралась в мастерские. Там работали в вечернюю смену. Выла циркульная пила, из вентиляционного жерла летели опилки. Мостовая пружинила под ногами от корья и обрезков.
Трактор еще не остыл, в радиаторе булькала ржавая вода. Отертые сеном борта кузова блестели, но под брюхом телеги налипла глина, куски засохшего навоза на ступицах. И Настя поморщилась, что-то шепнула мужу. Константин Константиныч засмеялся в ответ раскатисто, сухо, будто в горле у него рвали крепкую материю.
Жигулин потрогал двигатель.
— Не заводи колымагу-то, мы сходим кое за чем, — сказал Михаил и панибратски обнял шурина за талию. Они пошли к буфету, там горел свет.
Ивану было обидно — не взяли его, ничего бы не случилось, если бы пропустил стаканчик, дело свое он знает. Покряхтел и достал ключ завинтить подножку.
Настя оглянулась грустными глазами, вспоминая давно забытые места. Чулки на ее полных коленях туго и приятно поблескивали.
Фонарь на столбе мотало ветром, полоскались тени.
Работать на корточках было неудобно. Хотелось спросить Настю, как жила эти годы, что делала, но язык не поворачивался. Раздражали ее руки, унизанные тонкими кольцами, браслет с кровавым корундом, белые кружевные манжеты.