Выбрать главу
2
Потом в окошке постук возникал, И мы со стульев праздничных срывались И слушали, как топот нарастал И с легким звуком двери отворялись. И дед-мороз в кирзовых сапогах, В тулупе и ушанке со звездою Развязывал тесемки вещмешка И улыбался пышной бородою. И так был неожидан и хорош Его подарок с ленточкою яркой, Что мне хотелось, чтобы дед-мороз Ребенком был и получал подарки.

Алексей Любегин

СТИХИ

МОЕЙ ЖЕНЕ

В какой семье, в каком окне цветешь, моя жена? Пусть ты не знаешь обо мне, но очень мне нужна.
И пусть кольца на пальце нет и нет в шкафу фаты, но знаю я и целый свет — моя навеки ты.
И пусть с другой целуюсь я, сердиться не должна: ведь в этом есть вина твоя, как и моя вина.

НА ВЫСТАВКЕ В ПТУ-111

Скажите, девушка, кого вы ждете? Не меня ли? До появленья моего вы скольких разменяли? О, как мне близок поворот печальной головы… Но почему сомкнули рот неумолимо вы и не хотите отвечать? О, смилуйтесь, молю, о, как мне хочется кричать, что я — не разлюблю, что жизнь моя без вас пуста, не жизнь, а сущий вздор… Сойдите в тихий коридор с альбомного листа!

СНЕЖИНКИ

На кухне у жаркой плиты повара, как будто снежинки, танцуют с утра.
И солнышко дивное, как колобок, их парит и в шею, и в спину, и в бок.
Над вкусной плитою с борщами, с супами, где пар поднимается к небу клубами,
снежинками вы, поварихи, летайте, но только не тайте, не тайте, не тайте…

ДРЕВО ЖИЗНИ

Да здравствует дерево то, в которое долото врезается, — из ствола рождается плоть стола. Да здравствует тот поэт, который, поднявшись чуть свет, за этим столом на заре пишет о столяре. И славься читатель тот, который разинув рот глядит на творенье резца и чтит сочиненья певца!

Дина Макарова

ДОЛГИЙ МЕСЯЦ

Записки молодой женщины

«Молодая, здоровая, темпераментная, миловидная, интеллигентная брюнетка (рост 162, вес 55, бюст 3, нога 36, талия 65, бедра 98, зубы белые, глаза карие, при чтении надевает очки) ищет холостого, не слишком пожилого мужчину с окладом не менее 300 рублей, с отдельной квартирой (плохих не предлагать) в районе Васильевского острова или Ульянки. Справки по телефону: 5-00-44 с 9 до 18 час. Обед с 12 до 13 ч.».

Такое объявление висит над столом Людмилы. Так шутят в нашей мастерской. Надо бы снять, вдруг Людка обидится.

В комнате кроме меня только Сахаров. Антипов и Коля приходят позже. Сахаров сидит в единственном потрепанном кресле и, прикрыв глаза, покуривает изящную трубку собственной работы. Из старого приемника с обнаженными конденсаторами и пыльными радиолампами доносятся хрипловатые звуки блюза. Музыка Сахарову никогда не мешает. Я протягиваю к объявлению руку, но тут, усмехаясь, Сахаров останавливает меня:

— Не трогай, пусть почитает.

Действительно, пусть Людка почитает, раз для нее написано.

В первый же день я почувствовала неприязнь к Людке Копецкой. Меня раздражало в ней все: и ничем не оправданное высокомерие, и манера говорить, картавя и растягивая слова, и жеманничание, и ломание, особенно в присутствии мужчин. Она отвечала мне тем же, насмехаясь над моей рассеянностью. Случалось, думая о чем-то своем, я говорила невпопад, а Людка словно только того и ждала, чтобы уязвить меня в самое больное место. Она делала удивленные глаза, недоумевающе подергивала плечами и, прыская в маленький кулачок, молчаливо взывала к присутствующим: «Вы только послушайте, какую чушь несет Жанка!» Эти ее подергивания по поводу и без повода приводили меня в ярость, от которой начинали пылать щеки. Видно, Людка выбрала меня своей жертвой потому, что результаты ее труда были, как говорится, налицо, а вернее, на лице. И главное, это было совершенно безопасно: вконец стушевавшись, я не могла ответить ей тем же.