Молодой Ленинград ’77 [Литературно-художественный альманах молодых писателей]

— Андроник, Сопан, Мариам, угощайтесь! — весело сказала Мец-Майрик. — А ты куда идешь, Сиран? — обратилась она к женщине, которая шла мимо нашего двора, но, услышав про счастливую весть, зашла поздравить бабушку. — Давай тоже угощайся! Геворг, сбегай за сыром.

Я вынес из дому овечьего сыру на тарелке, а тетушка Сопан, вспомнив, что у нее есть полдюжины круто сваренных яиц, побежала за ними. Скоро она вернулась, а с нею вместе две соседки. «Свет твоим глазам!» — сказали они Мец-Майрик и поставили на растянутый по земле холст глиняный кувшин с вином и миску с солениями.

Калитка была открыта настежь, и каждый, кто проходил мимо, увидев, что у нас шумное веселье, присоединялся к к кефу — пиршеству. И все радовались, что Черная Бумага оказалась ошибочной. А я уже ни капельки не сомневался, что про нашу с Грантиком тайну знали все-все на селе, кроме, конечно, Мец-Майрик.

Стемнело, звезды высыпали на черный небосвод, а люди все приходили и приходили. И каждый приносил с собой что-нибудь вкусное, садился в кружок вокруг холста, прямо под открытым августовским небом. Все ели, пили и радовались, что скоро, очень скоро наступит день, когда фашистов побьют окончательно и односельчане с победой вернутся домой.

— Дядя Андроник, откуда все узнали про Черную Бумагу? — спросил я, улучив момент.

— Я и сам удивляюсь, — ответил он, смутившись. — Понимаешь, я рассказал об этом только своей жене и никому больше, честное слово…

Валерий Скобло СТИХИ

„Все то, чем я связан с тобою…“

Все то, чем я связан с тобою,
Все то, чем разорван с тобой,
Оплачено страхом и болью,
Надеждой, слезами, судьбой.

Деревьев белесые пятна
Светили в оправе окна.
— Ты снова влюблен, вероятно, —
Сказала мне тихо жена.

О, если б я знал, что не болен
Любовью, а вправду влюблен,
Я был бы, наверно, доволен,
Как озеро, небо и клен.

„На мосту, продуваемом ветром…“

На мосту, продуваемом ветром,
Постою и помедлю с ответом.
Ветер нас обжигает до слез.
На снежинки, летящие косо,
Смотришь, не повторяя вопроса,
Позабыла уже про вопрос.
Нелюбимая — ты мне дороже
Жизни. Жалко и больно до дрожи
За тебя. И никак не помочь.
Как вибрирует мост под ногами,
Вместе с ним мы вибрируем сами,
И ознобом охвачена ночь.
На ветру, над застывшей Невою
Мы молчим и не знаем с тобою,
Как еще наша жизнь повернет.
Мы молчим. Где-то за облаками
Над рекою, мостом и над нами
Еле слышно гудит самолет.

„Тебе показалось, что ты одинок…“

Тебе показалось, что ты одинок,
Но что бы с тобой ни стряслось,
Тебя охраняют звезда, и росток,
И птица — то вместе, то врозь.

Тебя провожают и зверь, и вода,
Снежинка, и камень, и клен,
И взгляд их осмыслен от боли всегда,
И светится жалостью он.

Усилие воли тебя уберечь
Исходит от трав и кустов,
Хотя им не свойственны разум и речь
В твоем понимании слов.

И волк одинокий, и лист под ногой,
И ветер, и дождь, и цветы
Незримою связаны нитью с тобой
Участия и доброты.

Сергей Далматов РАССКАЗЫ

ГОЛУБАЯ ЛОШАДЬ

В детском саду, когда детей спрашивали; «Кем вы хотите быть?», дети, не задумываясь, отвечали: одни — пожарником, другие — доктором, третьи — летчиком… Лишь он один отводил в сторону глаза и тихо вздыхал:

— Я хочу найти голубую лошадь…

Взрослые категорично возражали:

— Мальчик, голубых лошадей не бывает! Лошади бывают пегие, каурые, вороные…

Тогда он упрямо поджимал маленькую губу и обижался:

— Нет, бывают!

В школе ребята смеялись над ним:

— Дурачок, голубых лошадей нет! Есть только розовые фламинго…

Он уже не спорил с ними, а просто отходил в сторону и подолгу стоял у окна.