Молодой Ленинград ’77 [Литературно-художественный альманах молодых писателей]

У штурвала молодцеватый капитан то и дело одергивал новенький китель и, притрагиваясь к тонким усикам, пронзительно смотрел на Шуркину мать, а она, улыбаясь, о чем-то говорила с дядей Васей, обняв за плечи Шурку и Сашку.

В рубке по приказу капитана кто-то накручивал патефон и ставил одну и ту же обшарпанную пластинку: «Чайка смело пролетела над седой волной…»

Инна Макашова СТИХИ

НАША АРИФМЕТИКА

Пасмурным зимним днем
думала я о нем.
Он обо мне не думал…
Минус и плюс — в сумме
круглый безмолвный ноль.
А в результате — боль.

„Надену клетчатую куртку…“

Надену клетчатую куртку,
которой много-много лет.
В ней было весело и жутко,
в ней был студенческий билет.

В ней было холодно и жарко,
в ней доброй я была и злой.
Платки, записки, мелочь, марки
в карманах прятались порой.

Вселяя веру и надежду,
она спасала от задир…
Моя рабочая одежда!..
И мой парадный вицмундир!

Галина Губанова СТИХИ

„Октябрь. Недавно сжатые поля…“

Октябрь.
Недавно сжатые поля
Уже похолодели и притихли,
И в ожиданье долгих зимних вихрей
Темнеет молча влажная земля.

А клен —
Замерзший худенький птенец, —
Впервые желтизну свою заметив,
Еще не ведает,
Что это — не конец,
И горестно роняет листья в ветер…

„Иного не было и нет…“

Иного не было и нет —
Лишь ели, звезды и овраги,
Да строчка на листе бумаги,
Как на снегу неровный след.

Елена Дунаевская КАМЕННЫЙ ОСТРОВ Стихотворение

Был лед как птичий клин,
И лед тянулся в дали.
Пейзаж был как душа —
Неясен и знаком.
Серебряный резец
На матовом металле
Стволы гравировал,
И думал о другом
Сутуловатый дым
И дымная погода.
В безмолвие вели
Пологие пути.
Был деревом гранит,
Тянули птицы воду.
И было хорошо.
И некуда идти.

Александр Воронцов КРИК ЧИБИСА Повесть

1

Лес был такой нарядный и величественный, что хотелось всему миру поведать о радости общения с ним.

Но разведчику надо идти бесшумно, стараясь ничем не выдать своего присутствия, не поломать ветку, не зашуршать травой. Идти осторожно, сохраняя каждый кустик. Не оставляя следов. Будто тебя здесь и не было.

Федор усмехнулся. Странно — пройти бесследно. Словно ты не человек, а бабкин святой дух. Даже вон пичужка несмышленая, прыгающая по сучкам, и то радуется своему нехитрому житью.

— Эй, друже, не лови ворон, споткнешься. — Федор почувствовал легкий толчок в спину.

Он обернулся. Увидел бугристое, ехидно осклабившееся лицо Ивана. Ответил без обиды:

— Не шуми. Это я так. Вспомнилось.

Поправил на плече ремень автомата, надвинул на лоб пилотку.

— Поди опять о Зине своей взгрустнул? — Глаза Ивана прищурились.

— И о ней тоже, — нехотя подтвердил Федор.

Ему было неприятно. Неожиданное вторжение в душевные тайны всегда неприятно. Мог бы и помолчать Иван беспокойный. Но Иван не унимался.

— Зря только себя растравляешь, — уже примирительно добавил он. — Не ко времени. Вот доберемся до дому, там помечтаем.

Федор понял правильно: дом — это всего-навсего землянка. Их родная, обжитая, прокуренная фронтовая землянка.

— Отставить разговоры! — послышался хриплый голос лейтенанта Бугрова.

Бойцы могли услышать этот голос даже во сне. А сердитое выражение окаймленного светлой бородкой лица лейтенанта понимали без слов. Иван и Федор смолкли. Прибавили шагу. С усиленным вниманием стали всматриваться в окружавшую их лесную чащу.

Разведчиков было пятеро. Шли четвертый день. Позади осталась добрая сотня километров. По болотам и оврагам. Между кустами и деревьями. Мимо деревень, до отказа набитых вражескими солдатами. Мимо вымерших хуторов. Около фашистских батарей и аэродромов. Вдоль дорог, по которым катились танки со зловещими крестами на броне.