Надины слова вызвали ответные реплики, и началась словесная перепалка.
«Молодец Надя!» — растроганно подумал Игорь. На заседании штаба он тоже предложил платить всем одинаково, но вынужден был согласиться с доводами командира. Чувства чувствами, а расчет расчетом. Ребята, которым приходилось работать за двоих, по справедливости должны иметь больше. Так что не о чем спорить, и в конце концов собрание согласится с мнением штаба, а просто все хотят покричать, высказать свое несогласие по пустякам. А до серьезного дойдет — рта не откроют. «Какой все же ерундой занимаемся! — с сожалением подумал Игорь. — Спорим, грыземся из-за ничтожного материального преимущества. И к несчастью, оно имеет кое-какое значение, для многих даже решающее».
Володя снова призвал собрание к порядку и спокойно убеждал:
— Я должен сказать, что оплачивать полностью — вряд ли реально. Если б это был единичный случай… Надо и о здоровых подумать.
Разговор пошел по организованному руслу. Попросил слова Сережа Петрушин, тихо заговорил:
— Я хочу сказать: кто в первую очередь болеет? Те, кто работают по-настоящему. Они на работе слабеют, организм не сопротивляется. По-моему, больным нужно оплачивать не три дня, а все время, пока болеют. Никто лишнего не пролежит, совесть мы еще не потеряли. А другого я ничего не могу придумать.
«Вот из кого выйдет хороший человек, — подумал Игорь. — Да почему выйдет? Уже есть!»
— Предлагаю больным премию давать! — выкрикнул Валерка.
Игорь не сдержался:
— Бодров! Прекрати балаган! Если ничего не соображаешь, так помолчи!
— Председатель! Мастеру слова не давали. Почему ругается?
— А как считают сами больные? — спросил кто-то.
Володя попросил:
— Зовите их сюда. Тех, кто может ходить.
Наступило затишье. Ребята повернули головы, со странным любопытством уставились на фигуры, вышедшие на свет. Среди больных Игорь увидел Колю Разина, и его кольнуло раскаяние: замотался со своими делами и ни разу Колю не навестил…
— Как жизнь на курорте? — спросили Колю.
— Завтра на работу пойду. Не могу больше лежать, совестно.
На него закричали:
— Ты что, с ума сошел? Лежи, ты и пустую лопату не поднимешь! Без тебя справимся.
Коля потерянно улыбнулся, тронутый чуткостью.
— Ну что, болящие, скажете? Как вам оплачивать? — спросил командир.
Толкнули Разина — говори, дескать, ты самый голосистый и задиристый. Но Коля сказал слабым голосом нерешительные слова:
— Нам неудобно. Разбирайтесь сами. Конечно, всем хочется побольше денег привезти, но надо, чтобы никому не обидно. И вообще пусть только здоровые решают.
— А много ли среди нас тех, кто ни разу не болел? — спохватился Володя. — Поднимите руки.
Оказалось, не так уж много. Неизвестно, кого больше.
— Нет, решать надо всем вместе. Зачем же больных исключать из общества? Кто еще хочет сказать?
Слова попросил Илья Брегов:
— Упустили самое важное. Оплата, оплата… Не подумали, как работать будем. Как ни плати, главное, чтобы человек работал. Если он болеет и на работу ходит, какой от него толк? Он отмечается, а силы нет работать. Мне такие не нужны. Заболел — отдыхай. Значит, больным надо платить. Не полностью, конечно.
— Бригадиры должны выявлять больных и направлять в лагерь.
— Кто там будет разбирать, больной или у него психология…
Поднялся Юра Гончаров.
— Не понимаю, о чем спор? Мы живем при социализме. Как известно, принцип нашего общества — от каждого по способностям, каждому по труду. — Он развел руками, как бы извиняясь, что приходится повторять столь очевидную истину. — Какой же труд, какая польза обществу от тех, кто болеет? Никакой. За что же, спрашивается, платить? У нас, как вы знаете, профсоюза нет. Конечно, жалко ребят. Но почему должны другие страдать? Я, например, не скрываю, что сюда приехал заработать денег, пожертвовал отдыхом, как и любой из нас. Так о чем спорить? Мы все в равном положении. Так что давайте голосовать и будем отдыхать.
Доказательная речь Юры Гончарова произвела хорошее впечатление. Раздались возгласы:
— Правильно! Молодец! Давайте голосовать.
— Итак, будем голосовать, — сказал Алеша. — Поступило три предложения…
— Два, — поправил кто-то.
Несколько минут шумно разбирались, сколько же предложений. Установили, что все-таки три. Большинство проголосовало за оплату трех дней по пятьдесят процентов. «Стоило из-за этого полтора часа терять, — презрительно подумал Игорь. — Теперь стыдно будет смотреть в глаза друг другу». Он подождал, пока все разойдутся, и медленно пошел по тропинке, надеясь встретить Надю. В стороне на лавочке, врытой в землю, кто-то сидел.
— А я и не знала, что ты такой… делец! — Игорь узнал Надин голос.
«С кем же она так? — ревниво подумал Игорь. — Снова какие-то тайны…»
— Я делец? Ты меня с кем-то путаешь!
«Гончаров… Значит, она с ним. Этого следовало ожидать. Но зачем она тогда ко мне подходит, разговаривает, улыбается?»
— Не знала, что ты только о деньгах и думаешь!
Не таясь, Юра громко и гневно произнес:
— Во-первых, я добивался справедливости. А во-вторых, что ты можешь понимать, маменькина дочка! Тебя папа с мамой кормят, а моя мать получает сорок рублей пенсии. Тебе это понятно?
«Вон оно что…» — подумал Игорь.
Он опустил голову, смущенный, как будто нарочно подслушал чужую тайну, и поспешно зашагал прочь.
Обедали в недостроенном складе. Ни скамеек, ни столов не было. Устраивались кто как — на бетонных плитах, на кирпичах, на подножках автомашин.
Игорь, пришедший позже всех, более или менее удобно примостился на доске. Был он в угнетенном настроении: уже начали бетонировать, а из техотдела так никто и не пришел для проверки. Ему представлялась страшная картина — гремят взрывы, летят во все стороны куски бетона. Остатки ребята скалывают ломами. А бетон крепок, как железо, и не поддается. Ребята проклинают легкомыслие Игоря… Никакой зарплаты не хватит оплатить брак.
— Игорь, нам не хотят раствор возить!
Над ним стоял, наклонившись, Сережа Петрушин, звеньевой каменщиков, возводивших стены этого склада.
— Сейчас поем и пойду на бетонный завод.
— Да ты не торопись, — просительно сказал Сергей, видимо стесняясь, что вынужден беспокоить человека. — Нам еще часа на три хватит. Я хотел заранее тебя предупредить.
«Если бы все такими были!» — растроганно подумал Игорь, глядя ему вслед, и нечаянно заметил Надю, сидевшую у противоположной стены. Она глядела на него задумчиво и печально. «Ерунда! Это ко мне не относится». На всякий случай он даже оглянулся — за ним никто не сидел. «Что было, то прошло, — горько подумал он. — Хотя ничего и не было, а все равно прошло. Переживем! Более важные есть заботы. Пойти к Маркову? И так ему разными пустяками надоел. Почему техотдел не проверяет? Спохватятся, да поздно будет! Самому к ним сходить? А что скажу?»
— Можно возле тебя присесть?
Игорь вздрогнул: этого он ожидал меньше всего. Надя выжидающе смотрела. Игорь смутился, поспешно отодвинулся, хотя места было много. Надя села, и тогда он запоздало пробормотал:
— Садись, конечно, садись.
Поставил миску на бетонную плиту. Надя сказала:
— Ты ешь, не обращай на меня внимания.
— Я… не хочу, нет аппетита.
Ему стало невыносимо жарко и показалось, будто все на него смотрят — кто насмешливо, кто сочувственно. «Что она, хочет свою власть проверить? — зло подумал он. — Так нет у нее никакой власти! Нет, и все! Встать и уйти?»
— Ты меня как будто избегаешь, — тихо говорила Надя. — А мне хочется знать, как ты живешь, как себя чувствуешь…
— Ты уже когда-то об этом спрашивала, а я тебе отвечал! И я не совсем понимаю, к чему этот разговор. У тебя свои дела и заботы. Они ко мне не имеют никакого отношения…
— Что ты имеешь в виду?
— Тебе лучше знать, — уклончиво ответил Игорь, страдая от вынужденной грубости. — Извини, мне нужно на бетонный завод.