Но на этот раз, кажется, все не так. Тишина была чужая. И только небо над головой было свое, родное. Туманная лента Млечного Пути, угловатый ковш Большой Медведицы, тусклый свет Полярной звезды напоминали о школьных годах, о парусах яхт над Финским заливом, о первых юношеских мечтаниях. Помнится, под таким небом провел он с Зиной последний вечер перед уходом на фронт.
Захотелось встать и побежать навстречу этим звездам, туда, где небо сливается с землей. Побежать, разрезая грудью упругий ветер, вдыхая до головокружения живительный поток воздуха. И, уже позабыв обо всем, что с ним произошло, он попытался подняться, преодолеть проклятое земное притяжение. Попытался и не смог. Резкая боль во всем теле схватила железными клещами, и он, едва оторвавшись от земли, снова приник к ней.
«Нет, самому не выбраться, — решил Федор. — Надо ждать. Может быть…»
Гадать, что «может быть», не имело смысла. Вариантов тысячи, всех не предугадаешь. Но ждать действительно надо.
Обреченному на бездействие лучше всего вспоминать. Воспоминания будят новые видения. Это как повторение жизни в грезах. А какой человек откажется повторить жизнь?
Как это было там, в далеком первом рейде? Почти два года назад. Брезжил рассвет, почти так же, как сейчас. Разведчики вышли к небольшому селу, притулившемуся у лесной опушки. В предутренней туманной мгле избы казались игрушечными.
Не выходя из леса, остановились.
— Здесь привал, — бросив вокруг изучающий взгляд, сказал Бугров. Тогда он был еще младшим лейтенантом.
— Передохнуть не вред, — сказал Кузьма Романчук.
— Неплохо бы и позавтракать, — заметил Хромов.
Он в любой обстановке как дома.
— Может, тебе кофе со сливками подать? — уставился на него старшина Восков.
Шутки шутками, а есть действительно хотелось. Отмахали столько километров.
— На кой хрен мне кофе, — не замечая иронии, ответил Иван. — Кружка горячего кипятку, это я понимаю. По-охотничьи.
— И кипятку не будет, — успокоил всех Бугров. — Можно по глотку спирта. Сухари, сало запивать водой. Консервы пока не трогать. И главное, никаких следов.
— Чтобы не получилось, как у Юлия Цезаря: пришел, увидел, наследил, — блеснул эрудицией Романчук.
Бугров понимающе улыбнулся ему и добавил:
— Каждый след нам во вред.
— А про птичек забыли? — сказал Иван. — Они сейчас дюже голодные. Все склюют.
— На птичек надейся, а сам не плошай.
Верен себе командир взвода.
— Птички твой прах склюют, если будешь балабонить, — покосился на Ивана Восков.
Получилось что-то вроде легкой разминки. Говорили тихо, но горячо, понимая настроение друг друга и давая разрядку напряженным нервам. Но кончилась минутная потеха, и люди вернулись к суровой действительности.
— Хромов, в дозор. Выдвигайся на опушку и наблюдай за селом, — отдавал распоряжения Бугров. — Бородин, возьми под наблюдение просеку. Остальным завтракать и прочее.
Власов не участвовал в общем разговоре. Он только слушал.
Впервые тогда он попытался разобраться в своих ощущениях. Война — несчастье. Это — истина, не требующая доказательств. Но, как ни странно, он, Федор Власов, добившись отправки на фронт, почувствовал себя счастливым. Он был полон тем необъяснимым подъемом, который испытывает альпинист, с риском для жизни забирающийся на отвесную скалу, или водолаз, спускающийся на неизведанную глубину и не знающий, увидит ли еще раз небо над головой. Значит, и в его жизни наступил период, когда он должен показать, на что способен. И доказать, что не зря он дышал воздухом родной земли.
Из кустов на опушке, что метрах в пятидесяти от места привала, раздался тревожный крик чибиса. Три раза. Разведчики прислушались.
Крик чибиса был у них кодом, условным сигналом для того, чтобы привлечь внимание товарищей. Выбран он был не случайно. Чибис — птица в Ленинградской области довольно распространенная. Живет в лесистых и заболоченных местах. Кричит, будто взывает о помощи. Лучшего сигнала не придумаешь.
— Хромов, — сказал Восков. — Сигнал подает.
Всем ясно, дозорный зря тревожить не будет. Что-то заметил. Но что? Пока разведчики завтракали да отдыхали, утро полностью вступило в свои права. Может быть, в деревне началось какое-нибудь движение?
— Сбегай, узнай, в чем дело, — приказал Воскову командир взвода.
— Есть узнать, в чем дело, — чуть слышно ответил Восков и, пригнувшись, побежал к Хромову.
— К бою, — скомандовал Бугров остальным. — Усилить наблюдение по секторам.
Потянулись секунды ожидания. Иногда Федору казалось, что главное в работе разведчиков — ожидание. Сначала ждешь задания. Потом выхода на задание. Удобного момента для перехода через передний край. И в тылу врага тоже часто приходится выжидать: терпеливо наблюдать за противником, за изменением обстановки, долго выбирать удобный момент для передвижения. Ждать связи, ждать сигнала. Ждать донесения. Ждать, наконец, результатов своей работы. Как-то они там, добытые сведения? Пригодились или нет? Не требуется ли уточнить что-нибудь?
Восков возвратился возбужденный. Не часто с ним это случалось — хладнокровие и спокойствие командира первого отделения Николая Воскова, в недалеком прошлом студента института иностранных языков, были известны всей роте. Умные, спокойные глаза, поджарая фигура, легкая походка сочетались с ловкостью и силой. В добавление ко всему Николай неплохо владел немецким, мог допросить пленного. Мог и команду подать по-немецки, чтобы в сутолоке ближнего боя сбить врага с толку.
Бугров с нетерпением ждал доклада.
— Ну, что там?
Восков встал рядом с Бугровым и повернулся к опушке.
— Справа, — он показал рукой, — от деревни в лес зашел человек, похоже женщина.
— Не разглядел, что ли?
— По одежде не разобрать, а лица не видел. Но походка… женская.
— Ясно дело, баба, — усмехнулся Романчук. — Откуда там сейчас мужику взяться?
Бугров молча повернулся к Романчуку. Взгляд у командира взвода тяжелый, строгий. Ухмылка на лице Кузьмы вытянулась в виноватую улыбку.
— Продолжай, — снова обратился Бугров к Воскову.
— Когда человек зашел в лес, из деревни тем же курсом вышли два немца.
— Точно два?
— Точно.
— Где они сейчас?
— Подходят к лесу.
Младший лейтенант ухватился за бородку, словно там рассчитывал найти необходимое решение. А мысль, конечно, работала сама собой. Шестеро против двух — можно рискнуть. Но кто тот, который вошел в лес первым? С кем будет он?
— Восков, Романчук и Власов пойдут со мной. Хромов и Бородин остаются здесь. Прикроют нас в случае чего, — повернулся он к Николаю. — Сходи, объясни им задачу. И догоняй.
— Есть. Понятно.
Старшина снова скрылся в кустах.
Услышав свою фамилию, Федор подался вперед — вот и решительный момент. Надо приготовиться к действию. Потрогал гранату на поясе, крепче сжал автомат. Он еще не вполне представлял, что происходит вокруг, но был готов ко всему. И вдруг ощутил на себе пристальный, критический взгляд Бугрова. Перехватил ироническую усмешку Кузьмы. Понял: неспроста. «Что-то делаю не так», — мелькнуло в сознании. Неужели они не понимают, что ему не терпится добраться до настоящего дела?
— Действовать внезапно и бесшумно, — сказал Бугров. — Стрелять только в крайнем случае. — И, обращаясь специально к Власову, добавил: — Гранаты отставить. Деревня рядом, услышат. Штык приготовь.
Вот так, новичок, привыкай к обстановке. Учись уму-разуму. Да вида не подавай, что досадуешь на себя. Где он, этот штык? Федор правой ладонью нащупал рукоятку. Почувствовал себя увереннее.
— Не горюй, браток Федя, — Кузьма снисходительно подтолкнул Власова в бок. — И с холодным оружием бывают горячие схватки.
Федор недовольно отодвинулся.
Пошли цепью. Командир взвода в середине, рядом с ним Восков, Романчук слева, ближе к опушке, Власов — справа.