Весенний лес плохо приспособлен для маскировки. Деревья и кусты почти голые, травы нет. Помогали пни и валежник. Да утренняя сумеречность. Выручали маскхалаты, натренированность и острый глаз. Главное — увидеть врага раньше, чем он тебя. Остальное — дело техники.
Первым фашистов заметил Власов. Так уж получилось. Подал знак командиру взвода, притаился у корневища большой сосны, поваленной ветром, и стал наблюдать. То, что он увидел, поразило его. В глубь леса, не соблюдая дороги, петляя между деревьями, бежала женщина. Никаких сомнений — женщина. Пальто у нее расстегнулось. Платок сбился с головы и висел на плечах. Поверх него в такт бегу метались в беспорядке рассыпавшиеся пряди светло-каштановых волос. Следом за женщиной бежали два немецких солдата. Вскоре стали слышны их выкрики.
— Хальт, фрау! Хальт! — кричали они вразнобой.
Женщина бежала, не оборачиваясь и не отвечая. Она тяжело, прерывисто дышала и часто отбрасывала рукой спадавшие на лицо волосы.
Слово «хальт» было знакомо Федору. «Ловят партизанку, — была первая мысль. — Но почему не стреляют? И почему только двое? Против партизанки фашисты выставили бы не меньше взвода».
Он посмотрел на Бугрова. Тот подавал сигнал: «Тихо, спокойно». Федор уже знал манеру командира не торопиться ни при каких обстоятельствах. Надо продолжать наблюдение.
Между тем немцы настигли свою жертву. Произошло это метрах в тридцати от того места, где притаился Федор. Он видел, как женщина в изнеможении остановилась и повернулась лицом к фашистам.
— Что вам от меня нужно? — крикнула она. — Уходите!
Женщина была невысокого роста, щупленькая, с бледным осунувшимся лицом. Голос ее звучал по-детски жалобно, и в то же время в нем чувствовалась гневная сила протеста. Она сжала кулаки, будто приготовилась драться, и даже сделала угрожающий шаг навстречу своим преследователям.
Солдаты остановились. То ли от неожиданности отпора, то ли от нерешительности. Постояли несколько секунд с направленными на женщину автоматами. Один — длинный, сухой. Другой — короткий, толстый. Чем-то они напоминали Пата и Паташона. Только не такие безобидные.
Заговорили оба одновременно.
— Фрау гут. Зашем лес? — сказал длинный.
— Нихт лес. Вир, — ткнул пальцем себя в грудь короткий, — гут.
Говорили не воинственно. Скорее — вкрадчиво. Так манят курицу, когда хотят поймать.
— Уходите, — глухо сказала женщина и снова угрожающе шагнула навстречу немцам.
Они, как по команде, сняли автоматы и положили их на землю. И одновременно с двух сторон накинулись на женщину.
Завязалась борьба. Фашисты повалили женщину на землю и стали срывать с нее одежду. Женщина кричала: «Отстаньте!» Она, как могла, отбивалась. По сырой, еще не согретой весенним солнцем земле катался клубок борющихся тел.
Федор смотрел и не верил глазам. Он ожидал чего угодно, только не этого. Ему захотелось немедленно вскочить и ринуться на помощь женщине. И лишь сила дисциплины удержала его. Он ждал команды, бросая нетерпеливые взгляды на командира взвода и удивляясь, почему тот медлит. А когда увидел сигнал, встал во весь рост и, тяжело ступая, глядя прямо перед собой и видя только ненавистные фигуры врагов, устремился вперед.
Четверо разведчиков подошли к месту схватки одновременно с трех сторон.
— Хальт! Хенде хох! — сказал Бугров.
На мгновение фашисты замерли. Они очумело оглянулись на незнакомых, появившихся как из-под земли людей. Увидев направленные на них дула автоматов, медленно выпрямились, подняли руки.
— Яволь… — залопотал длинный.
— Хватит, навоевались, — сказал Романчук. — Складывай шмутки.
Он подошел к длинному, ощупал карманы — нет ли пистолета.
Федор подошел к короткому. Незнакомый, чужой солдат уставился на него выпученными, налитыми кровью глазами. Растерянность и бессильная ярость светились в них. Вдруг фашист зло вскрикнул, толкнул Федора в живот и метнулся к лежавшему на земле автомату.
Федора словно подбросило. Едва удержавшись, чтобы не упасть, он одним прыжком подскочил к гитлеровцу и изо всех сил обрушил на него приклад своего автомата. Попал по толстой, мясистой скуле. Удар получился глухим и сочным. Так бьет деревянный валек по мокрому белью.
Фашист упал на четвереньки, но автомата не выпустил. Второй удар пришелся ему по черепу.
— Сволочь! — выдавил из себя Федор и выплюнул спекшуюся слюну.
Распластанное на земле тело врага вызывало брезгливость.
— Готов, — деловито сказал Восков, выдернув оружие из рук убитого.
Федор, тяжело дыша, посмотрел на поверженного фашиста, на приклад своего автомата. Подумал: «Хорошо, что не стал стрелять. Кажется, обошлось без лишнего шума».
Длинный трясся нервной дрожью. Быстрая и нелепая смерть приятеля окончательно вывела его из равновесия. Он считал, что и его конец близок.
— Штаны застегни, вояка, — сердито ткнул его Романчук стволом автомата.
Вибрирующие пальцы не слушались. Гитлеровец глупо осклабился, поднял глаза к небу.
— Медхен… — В горле у него что-то перекатывалось. — Девошка… Весна… — Он боязливо посмотрел на женщину, одиноко стоявшую в стороне, и неожиданно добавил: — Гитлер капут.
Ему не хотелось умирать.
— Капут, капут, — согласился Романчук. — Скоро всем вам, фашистам, капут. Чтобы не пакостили.
На всякий случай он связал немцу руки за спиной.
— Власов, этого, — командир взвода показал на убитого, — спрячь получше. Пусть его подольше поищут.
— Есть спрятать.
— Ты, Восков, допроси живого. А я с ней поговорю, — Бугров кивнул на женщину.
Она с недоумением наблюдала за всем происходящим, не совсем понимая, откуда пришло избавление.
Младший лейтенант подошел.
— Охальники. Кобели проклятые, — сказала она, не то ругаясь, не то оправдываясь, и стыдливо прикрыла грудь, проглядывавшую сквозь разорванное платье.
— Кто такая? Откуда? — строго спросил Бугров.
— Из деревни, — она кивнула в сторону опушки.
— Звать как?
— Клава.
«Молодая, — подумал Бугров. — А почему выглядит такой старой?» И понял: старили Клаву одежда не по росту и синие отеки под глазами.
— Зачем пришла в лес?
— Убежать хотела.
В настороженных глазах мелькнул озорной огонек. Испуг постепенно проходил. Клава разговаривала все смелее.
— Из дома в глухой лес? — сказал Бугров. — Храбрая.
— От них, окаянных, хоть на край света беги.
— Понятно, — Бугров помедлил. — Много немцев в деревне?
— Не считала. Три дня назад прибыли. С пушками.
— А жители есть?
— Старики да старухи. Кто успел, эвакуировались. Другие в лес подались. Я с больной бабушкой осталась. Но тоже не выдержала.
— Разве не видела, что они за тобой идут?
— В лесу уж увидала. Когда нагонять да лаять по-своему начали.
— Ясно, — разговор надо было заканчивать. — Придется тебе, Клава, с нами пойти.
Глаза у Клавы радостно блеснули. И опять потускнели.
— С вами? Куда?
Младший лейтенант не мог сказать правду.
— Потом узнаешь.
— К партизанам?
— Может, и к партизанам, — он встал, поправил автомат. — Пошли.
Клава пошла за ним.
— Что у тебя? — спросил Бугров, подходя к Воскову.
Николай поморщился.
— Говорит, в деревне батарея тяжелых орудий. Дальнобойная артиллерия.
— Новички?
— Да.
— Откуда прибыли?
— Из Франции.
Лейтенант понимающе кивнул. Ценные показания дал трусливый вояка.
— То-то по бабам ударяют, — многозначительно заметил Кузьма.
Бугров чуть заметно улыбнулся, а Восков нахмурился.
Подошел Власов.
Романчук с удивлением уставился на него. Что-то новое, пока еще едва заметное, появилось у Федора в манере держаться. Молодой боец будто повзрослел. Стал крепче, увереннее. Доложил спокойно: