— Власов, не упускай! — крикнул командир взвода. — Бородин, помоги ему. Остальные за мной!
Бугров повел разведчиков на прорыв.
Конечно, он знал, на что идет. Пройдет час, возможно и меньше, не успеет взойти луна, и все должно кончиться. Как? Неизвестно. Может, благополучно. А может, кто-то из них расстанется с жизнью, так и не увидев больше ни луны, ни неба, ни своих родных и близких, ни той земли, ради которой бился и погиб в промозглой темноте весенней ночи. Да, он, командир, понимал это лучше других. И все же шел на это. Шел сознательно, потому что другого решения в сложившейся обстановке не было. Только открытый бой, быстрый прорыв через передний край могли обеспечить разведчикам успех.
Бежавший от Федора гитлеровец зацепился за куст и упал.
— О-о-о! Э-э-э! — дико орал он, ошалев от испуга.
Он не стремился вложить смысл в свой крик. Он просто хотел, чтобы его услышали. Чтобы встрепенулись все вокруг. Кто дремлет в окопе. Кто спит в блиндаже. Кто смотрит не в ту сторону. Встряхнитесь и помогите ему выбраться из беды!
— У-а-а! О-э-э!..
Власов бежал на эти звуки, и ему казалось, что сам сатана вырвался из преисподней. И откуда берутся такие несусветные голоса!
Немец изловчился и вскинул автомат. Раздался стук затвора. Федор метнулся за ближайшее дерево, а по тому месту, где он только что находился, стеганула огненная плеть.
Федору стало не по себе.
— Ах, ты так! — яростно шептал он, будто все еще имело значение, говорит он тихо или громко. — Тогда получай!
И Федор пустил из своего автомата ответную длинную очередь в то место, откуда лилась струя трассирующих пуль. Немец стих. Он перестал кричать. Умолк его автомат.
На мгновение в овраге установилась прежняя безмятежная тишина. Но теперь она никого обмануть не могла. Фашисты знали, что у них в тылу находятся советские бойцы. Бугров и его друзья знали, что они обнаружены.
Теперь все решалось в открытом бою. Натиском и быстротой. А это значило, что ход времени убыстрялся по меньшей мере в шестьдесят раз — секунды приобретали цену минут.
— Ловко ты его, — послышался рядом голос Бородина.
Он вывел Власова из оцепенения.
— Жаль, нашумели, — сказал Федор.
— Ничего не поделаешь, так вышло. Давай догонять своих.
— Догоним.
Своих Федор чувствовал интуитивно. Он слышал их стремительный бег, узнавал направление движения. Это придавало ему сил, и он бежал, почти не ощущая препятствий. Давно ли он вот так же бегал на учениях? И хотя сердце у Федора учащенно билось, а в мозгу мелькали десятки мыслей, рожденных происходящим, действовал он целеустремленно и уверенно, как никогда. Последние двое суток больше закалили его, чем предыдущие три месяца.
Между тем фашисты всполошились. Наверху раздались крики. Алярм, алярм — тревога! Через овраг, с одной стороны на другую, полетели осветительные ракеты.
— Пошевеливайся! — услышал Федор окрик Хромова. — Командир впереди.
Голос Ивана звучал на этот раз серьезно и властно. Власов понял — даже бесшабашному весельчаку Ивану сейчас не до шуток.
Бугров остановил группу.
— Посоветуемся, — сказал он. — Главное, опередить их и выйти в самом неожиданном месте.
— Поверху, — сказал Восков.
— Точно, — подтвердил Бугров. — Пусть ловят нас здесь, внизу. А мы выйдем наверх и будем пробиваться там, где нас не ждут.
Справа застрекотал пулемет. Бил он вдоль оврага. Туда, где только что отгремела схватка. Три длинные очереди — и опять тихо. Явно брали на испуг. Выясняли, где теперь прячутся советские разведчики.
— Не отвечать, — приказал Бугров.
Несколько секунд паузы, и снова пулеметный клекот. На этот раз все очереди в противоположную сторону.
Ракеты, ракеты. Целый фейерверк. Бледный свет в кромешной тьме. И опять тишина. И полная темнота. И весенний бриз, доносящий запахи родной земли, перемешанные с пороховой гарью.
Разведчиков на испуг не возьмешь. У них маскхалаты. У них сейчас — только слух и зрение. У них железные нервы. А у «языка» кляп во рту, который ни выбросить, ни проглотить. И рядом могучий Романчук — соколиный взгляд и мертвая хватка.
— Кажется, успокоились, — предположил Власов.
— Главное только начинается, — сказал Бугров. — Пробиваться будем по правой стороне. Приготовить гранаты.
Вот когда пригодились гранаты.
— Пулемет бы снять, — сказал Восков.
— Пулеметом займутся Хромов и Власов.
Командир знает, кому поручать. Хромов и Власов — давние друзья, один к одному, боевые и ладные.
— Есть заняться пулеметом.
— Действовать решительно. Идти только вперед.
Фашисты не заставили ждать себя. Густая цепь их уже двигалась по оврагу, обшаривая каждый куст, каждую ложбину. Конечно, советские разведчики здесь. Не могли же они провалиться сквозь землю.
Все отчетливее слышалось приближение врага. Частые автоматные очереди. Глухой топот сапог. Шелест сухих ветвей. Сдержанные слова команд. В ярких вспышках ракет — тени между деревьями. Сколько их там? Двадцать? Пятьдесят? Сто? В таких случаях врагов не считают — их бьют.
— Пора, — сказал Бугров.
Он пригнулся и быстро полез вверх по склону. За ним устремилась вся группа. Туда, откуда спустилась мечущаяся во мраке свора фашистов. Туда, где лежал теперь кратчайший путь к своим.
Власов шел левее Бугрова, стараясь не терять с ним контакта. Он чувствовал рядом и Ивана Хромова, узнавал друга по дыханию, по шороху маскхалата. Мысленно Федор видел перед собой ближайшую цель — пулеметное гнездо вверху над обрывом. Там был передний край, а за ним — спасение, победа.
Ничто другое его сейчас не интересовало, ничто не имело значения, кроме одного — уничтожить вражеских пулеметчиков, пройти через все преграды, добраться до родных, пропахших порохом и солдатским потом окопов своей морской бригады.
А пулемет, как назло, теперь молчал. И нужно было цепко держать в памяти то место, где он находился. И точно сохранить направление. В ночной мгле. Под боком у надвигающихся гитлеровцев. Ежесекундно рискуя получить в упор смертельную порцию свинца.
Перед тем как выбраться на обрыв, залегли. В нескольких шагах впереди, на фоне ночного неба, нечетко выделялся край оврага. Над ним, как тени, мелькнули силуэты гитлеровцев.
Бугров швырнул в них гранату.
Раздался взрыв. Послышались отчаянные крики. В воздух взлетело сразу несколько ракет. И снова застрочил пулемет. Наконец-то! Оказывается, он был совсем рядом. Но бил теперь почему-то в сторону, в глубь оврага. Наверное, фашисты думали, что советские разведчики будут отходить обратно.
Иван локтем толкнул Федора:
— Видишь?
— Вижу.
— Пошли?
— Пошли.
В такой момент не разговоришься. Надо понимать друг друга с полуслова.
Дождавшись, когда погасла ближайшая ракета, друзья сделали перебежку. Выбрали удобную позицию и почти одновременно метнули гранаты.
Пулемет замолчал, будто захлебнулся.
А рядом уже снова голос командира взвода:
— Всем вперед! Только вперед!
— Бей их! — подхватил Хромов.
Одна за другой полетели гранаты. В глубь оврага, где продвигалась немецкая цепь. И на верхний выступ, куда нужно было пробиться. Взрывы, крики, стоны. В этом хаосе трудно было разобрать, где свои, где чужие.
Но у советских разведчиков было преимущество. Они держались тесной группой и знали, куда двигаться. В их руках была инициатива. Вместе со своим командиром они уверенно прокладывали себе путь.
— Сюда! За мной! — слышался голос Бугрова.
Он был уже наверху.
За ним, подталкивая пленного, устремились Романчук и Бородин. Мелькнула на склоне тоненькая фигурка Клавы — в горячке боя она где-то скинула с себя громоздкое пальто. Власова и Хромова поджидал Восков.