— При некоторых обстоятельствах полезно и рискнуть, — недвусмысленно ответил он.
Зеленым прибоем цветущих ветвей захлестнуло домик командующего. Они прорывались через забор, который начал просматриваться только с того момента, когда я вплотную подошел к нему. Калитка также была опоясана зеленым кольцом сверху донизу, и нежные листочки фруктового дерева скользнули по щеке, как бы пожелав мне успеха и пропуская в сад.
Возле приземистого побеленного домика стоял большой стол, накрытый скатертью, вокруг стола — стулья.
Командующий в кителе, накинутом на плечи — день был солнечный, теплый, — сидел за столом, а повар в белом фартуке ставил перед ним посуду. Только подойдя ближе, я увидел и самовар, стоящий на столе. Легкий пар весело подымался над ним и таял в прозрачном воздухе.
Сердце учащенно забилось, когда я переступил порог калитки и увидел массивную фигуру генерал-полковника. У него, казалось, все было необычных размеров: ноги, руки, голова. И от этого я почувствовал себя совсем незначительным. Однако задумчивая зелень ветвей вокруг, сверкающий самовар и полная тишина в саду подействовали успокаивающе.
При нашем приближении — я шел сзади — командующий поднял голову. В этот момент повар ставил перед ним большую фарфоровую чашку чая. Черты лица генерала были выразительные и крупные. Меня вновь охватил трепет, когда я встретился со взглядом его больших выпуклых глаз. Я уже вышел из-за спины адъютанта и стал рядом.
— Товарищ командующий! — уверенно проговорил адъютант. — Командир радиороты просит разрешения обратиться к вам.
— А что случилось?..
Я сообразил, что настало время говорить мне.
— Товарищ командующий… — Голос мой сильно дрожал, после первых же слов в горле что-то сжалось, и мне пришлось откашляться. Начал снова и громче, боясь, что опять перехватит дыхание: — Вчера водитель радиостанции вас задержал…
— Так что же?..
В голосе командующего прозвучала ироническая нотка, и заранее приготовленная фраза, выученная мной наизусть и, казалось, самая убедительная и трогательная, сразу вылетела из головы. Я выпалил на одном дыхании:
— У наших радийных машин очень низкая проходимость — один мост ведущий. На такой дороге чуть в сторону — и сиди. Вот он и погнал вперед что есть духу, надеясь разминуться. Не знал, кто за ним. Перепугался, когда узнал…
Командующий нахмурился и, мне показалось, призадумался. Затем я услышал его твердый густой бас:
— Петя, соедини-ка меня с начальником связи.
И тут я почувствовал, как задрожало мое правое колено. Потом мне показалось, что туловище стало медленно клониться вправо. Разумом понимал, что по-прежнему стою по стойке «смирно», но физическое ощущение было таким, словно я вот-вот упаду. Нарушение моего душевного равновесия не ускользнуло от командующего.
— Садись, капитан. Васька! Налей ротному чаю.
В ту же секунду появился исчезнувший повар в белом фартуке и ловко наполнил из самовара и сервизного чайника чашку. Я сразу было хотел исполнить приказание командующего, но не смог. Еще ощущал, что стою, перегнувшись вправо, и боялся сдвинуться с места, чтобы не упасть.
Адъютант между тем подошел к телефонному аппарату, стоявшему слева от стола на простой солдатской тумбочке, и, услышав ответ, подал трубку командующему. Шнур был длинный — командующему не пришлось менять положение. Только теперь я заметил закатанный брезент, лежавший на металлических кронштейнах под самой крышей. В случае дождя над накрытым столом сразу возникнет крыша.
— Товарищ К., — заговорил командующий в трубку. — Ко мне пришел командир вашей радиороты…
При этих словах я чуть не свалился со стула, на который, справившись с волнением, только что сел. «Ну, — думаю, — теперь прикажет и меня отправить вместе с Дудкиным».
Но то, что произнес командующий дальше, поразило меня не меньше, хотя и не было связано с Дудкиным. А он продолжал:
— И подал хорошую мысль: переставить основные радиостанции на новые машины. Через неделю-две такая возможность будет.
Он замолчал, слушая ответ. Затем опять заговорил:
— Да! Да! Совершенно верно — первую партию до последней машины я приказал отправить в иптаповские полки. А со второй сумеем выделить для радиостанций. — Опять слушает, а потом заканчивает: — Хорошо! Завтра с начальником штаба доложите расчет, — и он вернул трубку адъютанту.
Я сидел, боясь пошевелиться. К чаю, конечно, не прикоснулся.
Голос командующего вывел меня из оцепенения:
— Пей чай, а то простынет!
Он вновь поднял блюдце, из которого уже пил перед этим, и продолжал прихлебывать. Мне ничего не оставалось, как тоже взять свою чашку.
Для меня это чаепитие с командующим было настоящей пыткой, я не мог дождаться, когда оно закончится. Лоб мой покрылся испариной — не от чая, конечно, от волнения. У командующего-то лоб был совершенно сухой.
Наконец командующий поставил блюдце на стол и опрокинул на него пустую чашку.
— Ну, теперь за работу! — Он энергично встал из-за стола и направился к двери домика.
Спохватившись, что вопрос с Дудкиным еще не решен, а командующий уходит, я мгновенно вскочил с места:
— Товарищ командующий, разрешите не откомандировывать Дудкина?
Генерал-полковник обернулся, и по лицу его скользнула мягкая, доброжелательная улыбка:
— Ну, что же с тобой поделаешь, оставь Дудкина. Только смотри, чтобы твои водители все же уступали дорогу командующему. Дудкин опоздает — это еще не беда. А командующий не имеет права опаздывать.
Сказано это было просто, по-отечески, с тонким крестьянским юмором. Я ничего не мог ответить от волнения.
Только я, вернувшись от командующего, вошел в ротную канцелярию, писарь вскочил со стула и встревоженно доложил:
— Товарищ капитан, звонил генерал, сказал: как только появитесь — пулей к нему.
Этот вызов был неизбежен, я чувствовал себя скверно.
— Заходи, заходи, голубчик, не робей, — съязвил генерал, наблюдая, как я робко открываю дверь в его штаб-квартиру.
«Подвел меня командующий — зачем ему было говорить, что я подал хорошую мысль. Ведь никакой мысли я не подавал. Просил только за Дудкина».
Печатая шаг, по-строевому подошел к столу начальника связи, приложил руку к головному убору и начал:
— Товарищ генерал!..
Но генерал не унимался:
— Да брось ты! С командующим запросто чаи распиваешь, а перед каким-то генералишкой вытягиваешься. Ну право, мне даже неудобно…
Я уже давно убедился, что от связистов невозможно что-либо скрыть. Просто непостижимо, как они порой умудряются узнать то, что никак не может просочиться в телефонную трубку. Кажется, укуси начальство блоха, и связист точно скажет: когда это произошло и в какое место начальник был укушен. Поэтому мое злополучное чаепитие с командующим не могло оставаться в секрете больше пяти минут.
Стараясь быть точным и ничего не скрывая, я рассказал генералу о своем невероятном визите к командующему, и генерал смягчился:
— Тогда все понятно. Командующий думал было меня поддеть — что ж, дескать, хлопаешь глазами — не просишь тягачей под радиостанции…
Но он, оказывается, этот вопрос уже ставил перед начальником штаба, о чем и доложил генерал-полковнику. Теперь он потирал руки от удовольствия.
— Вообще-то неплохо, что ты посетил командующего. Это нам на руку. Я не смел много машин запрашивать. Теперь буду просить больше.
По дороге в роту меня перехватил Дудкин:
— Товарищ капитан! Когда меня откомандируете?
— Никогда, товарищ Дудкин!
Шофер понуро опустил голову, чувствуя, что рушится его надежда улизнуть из роты на фронт. Но он еще не сдавался:
— Так ведь командующий приказал.
— Приказ отменен, Дудкин!
— Кто же отменил? Наш генерал не имеет права.
— Правильно, по уставу приказ может отменить только тот, кто его отдал, или старший начальник.