— Если представится возможность.
— Надо, чтобы так было. Ведь Глухой недалеко.
— Только бы нас никто не застал вдвоем. На всякий случай, если кто неожиданно войдет сюда, делай вид, что я только что вошла к тебе.
— Например, спрошу: «Откуда ты, Весна, появилась?» Или: «Спасибо, Весна, что догадалась навестить меня!»
— Верно, верно. А я бы извинилась, что не располагаю временем, и сразу бы вышла.
— Весна, берегись только, когда приходишь и уходишь. Слушайся во всем Глухого. Ты же видела, он повесил на дверь табличку. При виде такого оружия вряд ли кто решится войти сюда.
— Но на всякий случай надо принять меры.
— Пока Глухой здесь, ничего не бойся.
— Не надо играть с огнем.
— Мы же договорились, как держать себя.
— Да, все в порядке. А что было только что?
— Я забыл. Покажи.
— Нет, нет, Бора… Когда поправишься.
— Чтоб скорее поправился, покажи…
Я ласково привлек девушку к себе, и мы обнялись снова. В этот момент возле двери послышался старческий голос:
— Можно войти? Чего вы заперлись среди бела дня?
— К раненому? Можно, почему бы и нет. Только сначала прочитай, что написано на двери, — Глухой говорил громко, чтобы мы его слышали.
— Смерть оккупантам и здешним предателям…
— Где ты читаешь, старая? — спросил Глухой.
— Лозунг, сынок, над дверью. Везде это пишут.
— Здесь такого нет. Разве не видишь — тиф!
— Какой тиф, бога ради? Все беды на нас. Особенно на него. Как ему, тяжело? А эта болезнь заразная?
— Заразнее некуда!
— Ко мне, старухе, не пристанет. Не бойся. Да и невелика беда, если заболею. Но так и быть, послушаюсь тебя. А как он? Бредит?
— Бредит. А тебе он зачем? Что передать, когда придет в себя?
— Ничего, хочу взглянуть на него. Кто бы подумал — и тиф еще! А еще хотела пожаловаться ему на наш комитет. Я просила дать мне две рамы из дома Сильного…
— Ну и что, не дают?
— Не дают. Сильный построил дом для дочки. Знал, что делает. Они боятся возвращения Сильного.
Весна дрожала всем телом. Она прижалась ко мне, свернувшись в клубок, словно намереваясь одним прыжком выскочить в окно и скрыться где-нибудь на Витуне. И мне казалось, что эта незнакомая старуха видит нас, испытывает нашу совесть, следит за нами. Я обнял Весну, как испуганного ребенка, стараясь успокоить ее.
— Конечно, могли бы тебе, бабушка, дать эти две рамы.
— Могли, сынок. До вчерашнего дня и сами проклинали его. А теперь, добравшись до власти, все забыли. Хотят подлизаться к Сильному и к его дочке. Говорят, может вернуться. Скажи Испанцу, заклинаю тебя, что я приходила. Он меня знает, вместе были на торжестве.
— Скажу, конечно. Жалко, что его свалил тиф.
— В наше время все беды на хороших людей. Прошу тебя, когда ему полегчает, скажи об этих рамах.
— Раз они тебе нужны, бери и без Испанца.
— Эх, если бы это было можно!
— А как у тебя с мебелью? — спросил Глухой.
— Никак… Помоги тебе бог, как ты заботишься о бедняках. О мебели я боюсь и слово сказать. Грубо разговаривают со мной. А сами бьют себя в грудь: все, мол наше, народное. А если оно наше, почему не дают? Добра из этого дома хватило бы на все село. Не знает Испанец, что они там делают. Все ему расскажи. Перестрадала я этой зимой, как никто другой. В моей хатенке ветер гуляет, как в какой пещере.
— Все ему расскажу. Он им покажет.
— Так, так, сынок… Скажи ему и о нескольких стульях. У меня просто не на что сесть.
Едва кончился этот разговор, вспыхнула ссора Глухого с новым посетителем. Дело чуть не дошло до драки. Глухой говорил и о тифе, и о высокой температуре, но посетитель не обращал на это никакого внимания, яростно рвался к двери, кричал, что тиф — пустяковая болезнь, она ничто в сравнении с наступлением, о котором ему надо лично поговорить с Испанцем.
Весна вырвалась из моих объятий и испуганно отбежала в угол комнаты.
— Успокойся, Глухой его сюда не впустит! — Я был уверен, что и на этот раз Глухой выйдет победителем.
Когда за дверью все стихло, девушка снова села возле меня на кушетку. Нервы ее были напряжены. Ей казалось, что кто-то следит за ней и что она не выберется из мышеловки, в которую попала.
— Ты сказал, что этот день все еще длится, — произнесла она сломленно. — Почему за любовь приходится так дорого расплачиваться? Только бы не было еще хуже. Страх отнимает у меня все силы. В бою я другая.
— Успокойся, ты трепещешь, как листочек. — Я снова привлек девушку к своей груди. — Успокойся, Весна, больше сюда никто не придет. Теперь мы одни.
— Одни? Наступит ли день, когда мы по-настоящему будем одни?