— Читай, Хабалла Чижоков. Да, читай.
Хабалла в это время, отвернувшись, шептался с другом своим. Услышал приказ с опозданием, не успел приступить к молитве, Длиннючая трость, взвизгнув и изогнувшись в воздухе, быстро отсчитала три удара: удар по голове — чтобы в мыслях всегда жила ясность; удар по плечам — чтобы не забывали о жизненной ноше и равномерно несли бы ее во веки веков; удар по рукам — чтобы работали проворно.
— Читай, Хабалла.
— Альхамду лиляги…
Все зажмурились. Вдруг не знает? Когда первый вызванный не отвечает, плохо приходится в тот день всей школе.
— Альхамду лиляги… Ребиль галямина… Галямина арахмани… арахмани… Арахими маличи ёмидини…
У класса отлегло от сердца. Хоть с запинкой, да прочитал первый стих. Будто и на улице посветлело.
Учитель вял и всем недоволен. Руки его быстры, палки мгновенно вскакивают и, ударив виновника, ложатся послушно на пол. Будто дирижирует Хабас, ни на кого не глядя. Но вот позвал он Измаила.
— Измаил Афажев, да, ты вчера прочитал десять стихов.
— Я прочитал, учитель.
— Ты вчера прочитал, Измаил Афажев. А знаешь, что теперь?
— Я принес, учитель.
— Ты принес, я знаю. Да. Иди сюда.
Высокий худой мальчик выходит вперед, трепеща. В руках его переполненная школьная сумка. Он боится не выдержать испытания. Вз'ерошенные волосы его шевелятся, синие глаза бегают по стенам и потолку.
— Теперь будет бзегуанта.
Афажев вынимает из сумки две румяные пышки — лакум, специально для учителя зажаренные в масле; вынимает вареную курицу; вынимает халву — халяо; вынимает новое полотенце и шелковый платочек. Передает учителю. Тот принимает подарок, обычную дань от всех учеников, шаг за шагом овладевающих кораном. Курица Хабаса мало удовлетворяет: стара, жилиста. Полотенце ничего себе.
Начинается бзегуанта. Все привстают, стараются смотреть не дыша:
— Высунь язык. Да.
Измаил высовывает кончик.
— Еще.
Хабас ловко, привычным жестом, расправив шелковый платочек на пальцах правой руки, завязывает им язык школьника и перевертывает.
— Теперь читай все выученные молитвы.
Трудно Афажеву, ой как трудно. Изо рта его течет слюна, горло издает нечленораздельные звуки; на лбу появляются мелкие капли пота.
— Читай. Или попробуешь обеих палок. Да. И отцу твоему придется через неделю опять готовить курицу и другое.
С трудом, давясь и хрипя, читает мальчик. Всем его жаль. Аминат взволнована сверх меры.
— Садись, Афажев. Скажешь отцу — все в порядке. Да.
— Учитель, — срывается с места Аминат, — зачем мы учим коран, раз ничего в нем не понимаем?
— Кто посмел это говорить?
— Я.
Очередная палка готова уже опуститься на голову непокорной. И вдруг Хабас видит и понимает, что это спрашивает лучшая ученица, гордость аула, пять раз прочитавшая таинственную книгу. Беднячка, — но у нее богатая бабка, крепкая мусульманка… Палка меняет в воздухе законную траекторию и с треском опускается на другую девочку, худенькую и маленькую, дочь красного партизана, погибшего в горах от белобандитов.
— Ай-яй, — кричит девочка, хватаясь за ухо. Удары усиливаются. Учитель наказывает девочку за все: за крик, за дерзость Аминат, за отца, красного партизана, посягнувшего на религию, на обычаи и башню феодалов; за то, что Хабаба уже трижды вызывали в аульский совет и интересовались методами его обучения.
Девочка затихает, замертво запрокидываясь на пал. Из уха ее течет кровь, лицо рассечено.
— Читайте молитву и идите домой, — приказывает наставник, упаковывая подарки.
Девочку во дворе отливают водой, умывают, уводят под руки. Расходятся все. Но уйдет ли так Аминат? На школьных ступеньках лежит извилистая, из шпагата сделанная петелька; от нее нить за угол школы. Хабас открывает дверь, ступает в средину хитрой петли, поднимает левую ногу, чтобы ступить вниз, и сразу вскрикивает и, распластав руки, кулем валится по ступенькам вниз. Он смертельно напуган, он разбился о каменные ступени, он растерял ценные дары учеников. Вареная курица отлетает шагов на десять.