Речкин — Да, жалко, говорит. Пускай, говорит, свободой солнцем радуются.
Маня — А сейчас где он?
Речкин (грустно) — Далеко… Не вернется уже… и мать тоже.
Где-то вдали красиво, с возрастающей бодростью, заиграла гармоника. Маня и Гечкин слушают. Пауза.
Маня — Хорошо играет…
Речкин — Приятно…
Маня — Ваня, вы любите музыку?
Речкин (оживляясь) — Очень! Бодрость от нее является. Жить хочется, да только…
Маня — Что?
Речкин — Да так… ничего… (Пауза. Маня вопросительно поднимает голову) — Маня…
Маня — Ваня, что вы?
Речкин — Да так… (Пауза).
Маня (поднимаясь) — Ну, мне пора. Поздно уже.
Речкин (в отчаянии) — Нет, нет, Манечка, что вы. Рано еще…
Маня — Хорошее рано! Уже луна всходит.
Речкин — Не уходите! Нет! Не уходите, Манечка, милая! Я прошу, не уходите.
Маня — Ладно, но только немного. (Садится).
Феня (поднимается) — Вот сатана! Ох и крутит! (Прячется).
Речкин (набравшись храбрости) — Маня… Я, так сказать… Ну, того… Вы мое письмо получили?
Маня — Я же вам ответила. Значит, получила.
Речкин — Маня, я хочу спросить, как же насчет чувства?
Маня — Какого чувства?
Речкин — Ну, какого… ко мне… и вообще… Я же всю душу в письме выписал. Неужели вы не увидели? Манечка, я бы сказал, да не могу, не умею, не приводилось. Вот как сказать, так я не того…
Маня — Квалификации нет. (Смеется).
Речкин — Смеетесь. Не надо смеяться! Мне больно, а вы смеетесь. Вот шел сюда, думал — раз, раз и выскажусь, а пришел… (Гармоника умолкает).
Маня — Я не понимаю, Ваня, чего вы волнуетесь.
Речкин — Да как же не волноваться! Вы вот уходить собираетесь, а я, как дурак, стою и заикаюсь. Вот внутри кричит — скажи, скажи, а как наружу — язык путается. Робею и не могу.
Маня — Вы и на заводе так работаете, путаетесь?
Речкин — На заводе? Нет, что вы! Там я хозяин — куда хочу, туда и поверну. Скажем, печь калильная гудит, пламя, как молния, — берегись, а мне только приятно. Даже радостно. Захочу — тише станет, захочу — так загудит, аж воздух в здании заколотится, форсунки в лихорадку, — держись, Ваня, не моргай!
Маня — Вот это я люблю! Люблю, когда сильно, крепко…
Речкин — И я, и я, люблю сильно, крепко…
Маня — Кого? Завод?
Речкин — Завод и тебя! Маня, не смотри, не смотри так! (Маня, нахмурившись, приподнимается. Речкин хватает ее за руки).
Речкин — Нет, не уходи, не уходи, я не пущу…
Маня (строго) — Что-о? Руки, руки пустите, товарищ Речкин! (Речкин пускает руки).
Речкин — Маня, не сердитесь, не надо! От всей души я… Маня!
Маня — Думаете, как я здесь одна, так можно…
Речкин — Нет… Нет…
Маня — Уйду лучше. Прощайте.
Речкин — Уйдешь — вниз брошусь! (Бросается к обрыву).
(Из-за куста приподнимается испуганная Феня).
Феня — Ой, убьется, накажи господь — убьется!
Маня — Ваня! (Речкин оборачивается. Феня прячется) — Ваня, уйдите оттуда! (Речкин медленно отходит). Нельзя же так… с ума сходить… Сядьте (Речкин продолжает стоять). Сядьте, успокойтесь.
Речкин — А вы не уйдете?
Маня (смеясь) — Нет! Садитесь. (Речкин садится, вытирает вспотевший лоб. Пауза).
Маня — Ваня, вот вы говорили, что любите меня…
Речкин (прерывая). — Маня!
Маня — Постойте! Говорили… в общем многое… Но почему вы не подумали…
Речкин — Чего?
Маня — Самой простой вещи: неужели может кому-нибудь понравиться человек, о котором говорят, что он дебошир, прогульщик, пьяница?
Речкин — Не подумал, верно. (Оживляясь). Но, честное слово, я возьму себя в руки, я не буду таким, только не отталкивайте.
Маня — Я не отталкиваю. (Берет руку Речкина и гладит).
Речкин — Манечка, дорогая! Я думаю… давно храню… мечту.
Маня — Мечту? Какую?