Речкин — Что вы? Ничего подобного!
Репетун (хлопая Речкина по плечу) — Ничего подробного и не знаю, а вижу, Ванюша, что сердечко текает. Соловей, соловей, пташечка — канареечка тех-те-ре-рех…
Речкин — Алексей Тарасович, вы, честное слово…
Репетун — Ничего, Ваня, одобряю. Да и она, стрекоза, что-то мимо нашего дома зачастила.
Речкин — Неужели правда?
Репетун — Самая настоящая, московская, подписная цена рубиль в месяц.
Речкин (радостно) — Вы же и шутливый старичок, Алексей Тарасович!.
Репетун — Ишь ты! Ну, ладно. Черти, все до основания черти. Жеребенок! (Уходит).
Речкин бросается к окну, но никого не видит. Разочарованно отходит, почесывая затылок, потом, вновь оживляясь, становится коленями на стул, склоняется над чертежом.
Речкин (рассуждая вслух) — Если мы подведем сюда-так… форсунки оставим с этой стороны. Получится… получится, ага… Свинцовые ванны станут в ряд. Пламя из-за перевала поднимется и окутает ванны. Выходит, выходит, красота! (Зовет): Алексей Тарасович, старичок! (Входит пьяный Бугай).
Бугай — Кто старый чорт, я тебя спрашиваю, кто старый чорт?
Речкин — Что вам здесь надо?
Бугай — Я тебя, молокосос, спрашиваю, кто старый чорт? Я или не я?
Речкин — Василий Антипович, вам здесь никто не давал права кричать.
Бугай — Замолчи, задрипанна. Цыть!
Речкин — Что значит «цыть»? Убирайтесь отсюда!
Бугай — Не петушись, хлопче. А то положу на ладоню и, как муху, хлоп! Отойди в сторону, не засти. Я с тобой еще поговорю… Поговорю. Ванька, водки хочешь — дам. Хоть ты и подлюка, а дам. Пей! (Ставит водку на стол).
Речкин — Я вам категорически: забирайте водку и уходите отсюда.
Бугай — Раньше так можно, вместе пили, а теперь нос дерешь!
Речкин — Я вам говорю, забирайте и уходите.
Бугай — Га? (Смеясь, разыгрывает Речкина. Садится). Шо такое? Не чую, шось биля уха, как комар, дз-з-з-з, а слов не разберу — дз-з-з-з, дз-з-з-з…
Речкин — Вы мешаете работать. Да что это за чорт!
Бугай — А-а, работать мешаю? А, может, ты, гадюка, мене жить мешаешь. (Подходит к Речкину. Угрожающе): Ты, загни-беда, чего в закалочный людей баламутишь? В гроб загоняешь, да? (Появляется Репетун и молча останавливается у двери). Из-за тебя люди потом умываются. (Подходит вплотную к Речкину). А ты мене за что в газете оскорбил? За что оскорбил? Мать твою… стонадцать чертов… Кто лодырь, я тебя спрашиваю? (Хватает Речкина левой рукой за грудь). Кто лодырь? а? (Размахивается). Я тебя, паршивого ударника, так ударю, — юшкой умоешься…
Репетун — А ну, ну! Не намеряйся. Чего глотку раззявил?
Бугай (ехидно) — А-а-а, и ты тут! Здравствуйте, кащей бессмертный, как здоровье вашей чахотки? Гнием помаленьку? Я уже для вашей милости ладану и лопату приготовил.
Репетун (дрожа и бледнея) — Дурак!
Бугай (бросаясь к Репетуну) — Кто дурак? Да я тебе все кости потрощу.
Речкин — Замолчи! Больного человека… скотина…
Хватает Бугая за шиворот и выбрасывает на улицу. Репетуя закашливается и, грустно опустив голову, садится. Пауза. Касаясь рукой ударенной щеки, входит Речкин, становится у двери и украдкой сплевывает кровь. Напряженная пауза. Потом Речкин бросается с рыданием в голосе к Репетуну.
Речкин — Алексей Тарасович, сил моих нет, не могу я! Вы видите, что делается… На каждом шагу… Жизни мне не дает… Не могу… Запью, ей-богу, запью! (Схватывает бутылку и подносит ко рту).
Репетун — Ваня, голубчик, что ты, брось! Брось, не бери до сердца. (Задерживает руки Речкина). Наплевать! Ну, успокойся. Да что ты! Он и меня поддел и тебя, и чорт с ним. Ваня, посмотри, я старый, хуже тебя больной, а духом не падаю. Ваня, Ванюша, ты-ж наша надежда. Работник золотой. Сынок мой, перестань, успокойся… (Ласково привлекает Речкина к себе).
Речкин — Алексей Тарасович, вы, вы… спасибо! (Хочет обнять Репетуна, но ему мешает бутылка; он бросает ее в открытое окно и обнимает Репетуна).
(Входят Взоров и Должиков).
Взоров — Здрасте, ипять к вам! Э-э, да что вы в обнятом положении? Быдто новобрачные…