Репетун — А-а, синьоры! Это мы насчет танцеклассов упражняемся. Рука к руке и грудь к груди несемся в танце отойди.
Взоров (Должникову) — Видал? Вот таким чертям и дан выходной день, а они фактически с жиру бесятся.
Должников — Алексей Тарасович, чего это ты вроде как трясешься?
Репетун — Тут, понимаешь, неприятность вышла…
Взоров и Должников — Как? Что такое?
Репетун — Ввалился к Ивану Бугай. Пьяный до основания и начал его задирать. Я не стерпел, вмешался.
Взоров — Небось, все насчет одного и того же касается?
Речкин — Да-да, расценки. Норма…
Взоров — То-то и есть. Понятно. За права лодыря и паразита в бой идет. Ну, пускай идет. Мы как под Ленинградом стояли…
Должников — Ты, Степан Иванович, больно легко названья клеишь. Лодырь — это еще так-сяк. Но за паразита, звиняюсь, нехорошо. Все-таки рабочий он.
Взоров — Товарищ дорогой, да ты с фактом дела, фактически разберись. По-моему лодырь паразитом и является.
Репетун — Давайте о другом поговорим. Парень (указывает на Речкина) и так расстроенный. Вы где были, рассказывайте!
Взоров — Пока нигде, из дому идем. (Показывая на Должникова). Его вытянул — думаем в клуб на общезаводское производственное попасть. (Спохватившись). Да, чуть не забыл! Где газета? (Берет газету и прячет за спину. Обращаясь к Речкину). Ну, Ваня, с тебя магарыч!
Репетун — За что? Что такое?
Взоров — Статейка.
Должников — И портрет.
Репетун — Чей портрет?
Взоров — Товарища Речкина. Слушайте. (Откашливается. Читает): «Передовые бойцы социалистического строительства. Соцсоревнование на нашем заводе…». Ну, тут описывается, что это дело у нас хромало на все четыре. Ага, вот: «Особенно отставал закалочный цех. Из-за него была масса простоев в шлифовальном и других отделах. Брак изделий, прогулы и прочее ставили под угрозу выполнение промфинплана. По инициативе товарища Речкина закалочный цех об’явил себя ударным, за исключением двух — Бугая и Стаценко».
Репетун (Речкину) — Ваня, руку! Поздравляю! А ты духом падал! (Жмет руку. Берет газету и смотрит). А похож — как вылитый, только чего это всегда портреты точками печатают, вроде как сетка на личности?
Взоров — Это чтобы мухи не кусали, в виде товарища Бугая.
Репетун — Не скажи.
Речкин (радостно взволнован) — Газету можно? (Берет). Спасибо. (Рассматривает газету).
Взоров — Тебя, Ваня, прямо не узнать. Водки быдто не пил. (Репетун жестами, взорами: «Замолчи, не говори об этом»).
Речкин — Что вы говорите?
Взоров — Молодцом, говорю, стал…
Должников — Степан Иванович, может пойдем уже?
Взоров — Сейчас. (Репетуну и Речкину вопросительно). Идемте?
Репетун — А чего-ж! (Вспомнив). Ах, да! Дом не на кого оставить, жинка на коопсобрание сбежала.
Взоров (С легкой насмешкой) — Равноправенство! Скоро, видать, мужчинам и рожать придется.
Репетун (смеясь) — Пора приучаться! Надо ж и бабам когда-нибудь выходной год давать. (Взорову). Что на производственном будет?
Взоров — Сегодня интересно: проверка соцсоревнования. И про нашу бригаду.
Должников — Интересно, какие плоды наш посев даст. Насчет финансов, конечно.
Взоров — Ты, Сеня, как поп, поешь: вышел сеятель сеять, а дальше — всходы, посев и так далее.
Должников — Ты, дружище, опять колючку под меня подпускаешь. (Обнимая Взорова). Сознание у тебя, как роза, цветет, только шипов еще до чорта, — обломай, друг, выкинь, другим больно.
Взоров (смеясь) — Ты и сопрешь — роза! А касательно шипов верно: жинка от бороды прямо мучается: «Я, говорит, накажи Христос, заместо терки на тебе хрен тереть буду». (Репетуну). Так, значит, не можете? Жалко. (Показывая на Речкина). А ему, как организатору ударного цеха, быть нужно. Насчет закалочного разговоров много. Ваня, пойдем. Тарасыч, по-стариковски, дома посидит.
Речкин (Репетуну) — Хорошо?
Репетун — В чем дело? Дуй, Ваня. А эскиз сделал, что техник просил, насчет печки?
Речкин — Нет. Немного осталось — сейчас кончу.