— Ага! Подожди же… Я проучу тебя, сморчок, — вслух подумал Безуглов и приказал остановить надвижку фермы.
— Отодвинуть тридцатитонку на полтора, метра от котлована! — крикнул он начальнику дистанции.
Тот повернул к Безуглову красное, как путевой диск, лицо. Он смотрел на инженера с удивлением.
— Чего же вы смотрите? Я приказываю отодвинуть кран! — повторил Михаил Аркадьевич.
— Отодвинуть кран на полтора метра от котлована! — злобно передал приказание начальник дистанции.
«Чорт знает что, — подумал он, следя, как кран с шипением сдавал назад, — видимо, белобрысый знает какие-то свои способы установки ферм».
Саша на минуту уловил опасность, но вдруг усомнился и решил пока молчать. Через полчаса ферма повисла одним концом над котлованом. Яростно рычали лебедки, пронзительно, угрожающе шипели краны.
Саша, дрожа от волнения, следил за каждым сантиметром на пути фермы к быкам. Пот заливал ему глаза, веки щемили, словно смоченные рассолом.
Вдруг он вытянулся и замер. Теперь он ясно видел: ферма обращенным к нему концом заметно опустилась ниже нормального уровня и косо легла на шпальные устои. Послышался зловещий треск. Рычание чугуна, подирающего по бетону. Он сразу понял, отчего это произошло, и рванулся к механику крана окриком остановить машину. Кран дал контр-пар, окутался густыми белыми облаками. В ту же минуту раздался оглушительный, словно громовой удар: это лопнул один из вспомогательных блоков…
Михаил Аркадьевич стоял с помертвелым лицом. Теперь он понял, что ошибся. Тело его погружалось в ледяной холод. Он не промолвил ни одного слова и, как в тумане, сошел со шпальной клетки. Ноги его подкашивались. Он уже не руководил, а только смотрел, как передвигали на место злополучный кран, как крепили новые цепи, слушая, как гневным басом ругался начальник дистанции. Стоявший неподалеку, костлявый, в рыжих веснушках рабочий сказал громким злым голосом:
— Еще чуть-чуть и… прощай, мамаша! Сорвалась бы наша фирмочка в тартарары…
Михаил Аркадьевич, трусливо озираясь, отошел от рабочих. Никто не следил за ним. Внимание всех было поглощено фермой, все смотрели на нее настороженными, хищно суженными глазами, как на упрямое и злое чудовище, которое нужно покорить. Ферма ползла вперед под оглушительную музыку лебедок, кранов, под ухающие, подзадоривающие крики людей. Дирижером в этом диком оркестре был теперь Саша Курганов. Командование по немому всеобщему соглашению перешло к нему. Все, казалось, забыли о Безуглове, который уже оправился от испуга и стоял тут же, заложив назад белые пухлые руки… Но его уже не слушали, все смотрели на Сашу.
Вечером, когда ферма была поставлена, Саша Курганов, устало улыбаясь, истекая грязным потом, сошел со шпальной клетки. Михаил Аркадьевич видел, как Саша и начальник дистанции радостно трясли друг другу руки. Рабочие с песнями шли на ужин. Многие из них оглядывались на мост, и в глазах их светилась гордость. На мосту новая смена уже крепила брусья, сдвигала звонкие рельсы.
Безуглов и Саша встретились у входа в вагон… Саша нахмурился, тихо с упреком сказал:
— Не выдержали вы испытания, Михаил Аркадьевич, не выдержали… Только почему? Почему вам так хотелось отодвинуть кран?!
В утомленных глазах Саши забегали выпытывающие грозные огоньки. Безуглов, сутулясь, нервно подергивал плечами:
— Я — как честный человек… Вы не подумайте, — заговорил он, — просто ошибка… Вы, конечно, понимаете… Даю вам честное слово! Сколько лет не видать дела., Я даже людей не знаю… Я…
Безуглов мучительно закряхтел, схватился за голову.
— Пока вы работали, я стоял и думал… Ведь это ужас! Могли бы погибнуть рабочие… А что говорят теперь рабочие, начальник дистанции?
— Слушайте, — перебил Саша, хватая Безуглова за потную дрожавшую руку, — вы… признаете свою ошибку?
— О!., конечно… Даю честное слово…
— Так вы скажете об этом на собрании… После ужина будет собрание, и вы расскажете всем… Ладно?
Безуглов долго молчал, опустив голову.
Потом медленно поднял ее, тихо ответил:
— Ладно.
И, ухватившись за поручни, грузно полез в вагон.
С. Гураич
Законы динамики