Выбрать главу

«Главное — не делать огрехов», — думал он. «Огрех при посеве — все равно, что яма в мартене».

Знал Илья, что нельзя ударить в грязь лицом перед колхозниками, и поэтому старался. Он ничего не желал, кроме того, чтобы не отстать от посевщиков и как можно лучше сработать. Он слышал вокруг себя шутки и разговор, видел сбоку деда Дениса, опережающего его, и усиленно налегал.

Не заметил Илюшка, как по степи разлилось солнечное пригревающее утро. Солнце горячо зализывало бугры, исходящие снежной пенкой. Степь облегченно дышала испарениями.

Кто-то запел:

— Из-за леса, из-за гор!

Стеха звонко подхватил:

— Вышел дедушка Егор!

Его оборвали:

— Ни к селу, ни к городу!

— Поцелуй дугу в оглоблю! — огрызнулся Стеха.

Все засмеялись.

В это время со стороны табора позвали:

— Хлопцы, снидать!

«Разве пора?» — подумал Илья и, щипнув себя за ус, пошел за бригадиром.

5

Завтракали наспех.

Бригадир заявил, что сев идет неудовлетворительно, что до завтрака засеяли только 13 проц. плана.

— Так мы далеко не уедем, — сказал он. — Не темпы, а проволочка времени.

Кашликов заметил, как лицо бригадира странно передернулось, и желание во что бы то ни стало помочь колхозникам непредотвратимо овладело им.

После завтрака Кашликов попал между Стехой — весельчаком и молодым колхозником, с осени только вступившим в колхоз.

Стеха, прямо держась, ровно и широко расстилал горсти зерна, украдкой посматривая на хороший засев Илюшки. «Вот тебе и рабочий», — думал он и еще пуще старался.

А Илюшка нажимал. Он горсть за горстью опустошал свой мешок и ему казалось, что он только что приступил к работе.

«Вот таких бы нам с десяточек», — думал Стеха.

— А ты что-ж отстаешь? — крикнул сосед Стехи. — Смотри, парень, соревнование проиграешь.

— Ну, ты это брось, — отшутился Стеха, но с опаской подумал: «И верно, как бы не отстать».

— Подналяжь, ребята!

— Пришел март — поднимай посевной азарт, а придет июнь — хоть азартничай, хоть плюнь.

Дружный одобрительный смех потревожил поле. Кашликов оглянулся: вокруг было огромное, уже засеянное пространство. Ему хотелось как можно больше сделать в этот день.

Во время обеда, когда сели и потянули махряк, Кашликов об’явил, что он будет сеять до тех пор, пока не будет видно ни зги и вызвал последовать его примеру всю бригаду.

— А чего-б и не так! Заходи, Денис! Жарь, Стеха! Наешься ночью. Заходи! — послышались голоса и, доедая хлеб, посевщики пошли в наступление.

— Ну, товарищи, держись! — сказал Илья Кашликов и зачерпнул из мешка.

В этот день бригада посеяла больше двух гектаров засева на каждого сеяльщика и перевыполнила план на 20 процентов.

Кашликов засеял 5 гектаров.

Ида Брун-Фурштейн

Кулацкий дом

Кулацкий дом,      Закрыты крепко ставни, И на дверях      Сургучная печать… Сюда ночами шли           недавно Дела кулацкие           решать… Здесь собирались           тихо гости, Копали ямы           второпях И зарывали,           точно кости, Зерно в украденных           мешках… Здесь договаривались           тихо Ломать колхозный           инвентарь, И в яростном, горячем           вихре Слова скрипели, как           сухарь… Здесь кулаки           большой станицы, Дверь запирая           на засов, Жгли безнадзорную           пшеницу В углу у выцветших           богов… Кулацкий дом,           Закрыты крепко ставни, И на дверях           сургучная печать… Я комсомолии ударной           Здесь буду лекции читать… Придем с нарядом           сельсовета, Откроем ставни, двери в нем,           Победу нашу                  в это лето Мы вместе с песнею           внесем…

Григорий Кац

Голос

В поле золотистая спит тишина, В поле беспокойная нота слышна — Колос подымает, невысок, Свой застенчивый голосок.
       Тот, что на голову выше,        Чуть на цыпочки привстав,        От волненья еле дышит,        Видя черный дым облав.