И. Бондаренко
Комсомольцы
Три крутых ступеньки. На узкой двери: «Завком ВЛКСМ». Дверь часто распахивается, и тогда в небольшую комнатку врывается раскатистый хохот чеканок. За столом секретарь. Он нервно теребит кусок измазанной бумаги и вслух чертыхается.
— У, чорт! Дело — швах!
— «Прорыв» — это слово костью застревает в глотке.
Петька Зерний секретарем завкома недавно. И вот этот прорыв. Дни и ночи не спят ребята. Калюжный прямо сказал: «Не уйду, пока не ликвидируем». А сколько их таких безусых, упрямых, не желающих и слушать о каких бы то ни было преградах!
Дверь настежь.
— Петро, что сегодня?
Перед Петькой стоит рослый, загорелый парень. На скуластом лице молодой задор и совсем не идущая к нему серьезность.
— Актив будет. О прорыве тоже. Поясни там ребятам.
И уже вдогонку:
— Вопросы серьезные!
Мысль о прорыве не перестает тревожить. Вот уж и третья августовская декада началась, а результатов никаких. Нехватает материалов. Каждый день кричит гудок:
— Ж-ле-за, же-ле-за…
И не хочется Петьке думать о том, что к МЮД’у ячейка придет с прорывом. И темпы есть, и энтузиазм, а…
Девятнадцать и восемь десятых за две декады. Это-ж позор!
— Петька в третий раз принимается за сводку выполнения производственной программы по заводу «Красный котельщик». Котельный цех… Литейный… Механический…
— Не догоним. До МЮД’а каких-нибудь полмесяца осталось. — А в голове настойчиво: «Надо догнать!».
Глаза мягко нащупывают измятый папиросный листок сводки. Зерний долго шарит по строчкам.
Комсомольская бригада. Процент выполнения вдвое превышает общезаводской.
— Пятьдесят. Здорово!
— Чего артачиться? Она мне принадлежит. Шестьдесят четвертая. Да. А он уцепился и не хочет отдавать.
— Да ты подожди, не плачь.
— В чем дело, товарищи?
Петька глядит непонимающе. Перед ним два человека: один маленький, напористый, он громко разговаривает и часто размахивает руками, другой держится степеннее, тише. Один комсомолец, другой — партиец. Оба бригадиры-электросварщики. Спорят о том, кому взять только что собранную цистерну для сварки. Пришли разрешить спор.
— Говори, товарищ Ковалев!
— Да что-ж, понимаешь, Колюжный не прав. Сам еще не кончил шестьдесят первую, а уже хватается за другую. Ну, а я, значит, тово… беру ее.
— Чего-ж не кончил. До гудка будет готово. А ты заграбастал.
Зерний чувствует в этих словах требование полной нагрузки. Но все же говорит:
— Ну, что ж ты, не кончил, а захватываешь.
— Эх, ты! — вырывается у Калюжного. Грязная пятерня почесывает затылок. Нервно хлопает дверь.
В каркасном тише, чем в котельном. Реже слышится пулеметная дробь чеканок. То там, то здесь зардевшиеся в горнах заклепки описывают кривые над котлами.
— Артемыч, принимай! — широко расставив ноги, плечистый парень далеко забрасывает длинными клещами разогретую заклепку.